Мы вкатились на склон малой высоты, я увидел вершину 131-й и подал команду «Стой» тэмээрке. Вот такое же чувство было у меня во время второго штурма Грозного, перед площадью Минутка. Я понял, что ТМР под прицелом в борт. И противник видит мой танк, а я его не вижу.

– «Ноль четвертый», заднюю, вторую. Стоять!

Обзора назад у ТМР нет, вообще башня снята, управлять ею на заднем ходу можно только по командам по радио. Но дорога прямая на этом участке, но он – мишень. А я противника не вижу, хоть убейся. Просто чувствую, что он есть, и серьезный.

– Демультипликатор, заднюю первую, прямо, не газуй, пошел, тянись.

Танк самым малым покатился назад. Вначале я увидел в небе что-то вроде облака, напоминающего неподвижный круглый глаз, как у той кобры, что меня убила. Появились очертания и ее головы, и я понял, что меня разводят, отвлекают. Опустил взгляд ниже и заметил прямо под этим глазом слегка движущийся небольшой куст. Дистанцию было не определить толком.

– На удар, ноль, товсь! – я грубо навел орудие на цель. – Ниже два, вправо полтора.

– Цель вижу! Выстрел!

Ударило орудие, которое сорвало маскировку с МЛ-20 и сбило ей наводку, ее выстрел прошел мимо разградителя, который еле успел развернуться на нее. Четыре часа мы затем поддерживали пехоту на том берегу реки, которая пошла на штурм высотки. Трофейных пушек у финнов оказалось четыре, все на прямой наводке. С самого начала этой войны я впервые оказался в таком упорном и смертельно опасном бою. Мы выкатывались, били и катились обратно, уворачиваясь от тяжелых «чемоданов». И не обойти! Что там за этой сопкой, было неизвестно. После того, как последнее орудие было разбито, финны начали отход, и Яндеба досталась нам без боя.

– Чё встал? Давай вперед! – в борт постучал Евстигнеев.

– Куда вперед? Всё, приехали. Максимум, что могу сделать, это отойти в Лодейное Поле. Топлива километров на сорок, и по десять – двадцать снарядов в укладке. Фугасных вообще нет, а танков тут нет как класса.

– Ты же вчера заправлялся!

– Этот монстр жрет почти триста граммов в час на лошадь. Двести пятьдесят килограммов в час. А на борту всего тонна. У Жаркова соляра больше нет, мы все выпили. И снарядов этого калибра тут нет. А все: «давай, давай!», вместо того, чтобы подготовить операцию. Так что, товарищ генерал, финита ля комедия. Мы приехали.

– Так, связь давай, лейтенант!

– Володя, к машине, поднимай антенну! – сказал Василий по ТПУ, отстегнул шлемофон и вылез на броню, давая возможность генералу попасть в танк.

– Гады прожорливые! – пробурчал Петр Петрович, задачу которого мы и финны сорвали. Но он не танкист, и соизмерять несоизмеримое умеет плохо.

Топливо мы экономили, как могли, весь марш прошли без наддува, но в бою думать об экономии невозможно, требуется динамика от танка, особенно в таких боях, когда приходится постоянно маневрировать, и носиться туда-сюда 60-тонной мухой. А заглохнет на маневре, считай секунды, сколько осталось жить: от времени выстрела до прямого попадания.

– До Подпорожья добежишь? – крикнул генерал снизу.

– Добежать-то добегу, но там снарядов нет. Они в Ояти.

– И что предлагаешь?

– Топливо в Подпорожье есть? Требуется четыре тонны, шестнадцать бочек.

– Сказали, что есть.

– Пусть сюда отправляют по железке.

– И что дальше?

– Дальше прорываемся в Лодейное Поле по этой стороне «железки». В Тененичи не сворачиваем, так напрямую и попрем до Янеги. Там переезд, и выходим на шоссе. В головной танк перебросим остатки боезапаса, оставив в машинах только пару-тройку снарядов для подрыва, в крайнем случае. Другого выхода я не вижу.

– Там же дороги нет…

– Там, где пехота не пройдет… И бронепоезд не промчится… Там ТМР ее проложит.

– В Тениконде и в Янеге – финны.

– Я знаю, товарищ генерал. Нечем у них пока с нами бороться, если, конечно, кто-нибудь еще им МЛ-20 не подарил. До Тениконды пехота пойдет с нами, здесь шоссе, но ждать ее мы не будем. Сами доберутся. А вашим надо будет отдать им машины и пересесть на броню.

– ЗиСы не отдадим. Пойдут с нами.

– Тащ генерал, потом у них заберете. Мы вернемся, получим снабжение и вернемся брать Тененичи и Свирьстрой.

Генерал вновь спустился к станции, и Володя отправил очередную шифровку. Через два часа привезли 12 бочек газойля с великой стройки. Но его хватило, дизель и такую дрянь «кушал», только дымил сильнее.

Финны уже были пуганые, при появлении ТМР даже стрелять не стали, массово рванули через лес в Тененичи. Генерал приказал остановиться, вышел из машины и отправил ее и все оставшиеся машины назад за подкреплением. Сам залез в «01» танк, дескать, в тесноте да не в обиде. До переезда на Тененичи шли с комфортом, там был небольшой бой, две шрапнельных гранаты пришлось потратить. Но впереди – болото. Двухкилометровка показывает, что единственный путь ведет в Тененичи, а там финнов как грязи, и наверняка готовят что-то сокрушительное для нас. Поэтому достаем немецкие, точнее генштабовские пятисотметровки, находим тропу, ведущую к Чалдоге. Тэмэрка уверенно валит деревья, и мы движемся. Еще одна тропа, уже на северо- запад. Свернули на нее, и через пять минут буквально оказались на просеке. Метров восемьсот пробежали по ней. Затем вытаскивали увязший разградитель. Леха пропустил отворот влево, где грунт был тверже, и с ходу сел на скрытом болотце. Наконец, вполне приличная дорога и домик в лесу. Жилой! Что несколько странно! Домик оказался с «секретом». А «лесник» – финским агентом. Наш подход он уже успел слить «четвертому батальону». Разведка приняла бой с отходящей финской разведгруппой. Последние сто метров до железки проламывались напрямую. Приходилось торопиться. РДО финнам уже ушло. До Янеги – три с половиной километра. Прибавили и атакуем. Боя не получилось: станция пуста, ни финнов, ни наших, хотя трубы еще дымят. На переезде сработала мина, да не одна, но разградитель не пострадал. Сразу за путями обстреляли финскую батарею старых русских трехдюймовок. Дали условные ракеты и пошли в атаку с тыла на противника. Нам пришлось покрутить башней изрядно. Бить приходилось во все стороны. Больше всего снарядов ушло в сторону Харевщины. Перед самым, можно сказать: домом, препятствие. Прямо у финских окопов: мост через Янегу – взорван, лежит в реке. Глубина речки, после дождя, метра четыре. В двухстах метрах от нас – наши окопы, но связи с ними нет. Только условные сигналы. Утюжим гусеницами и пулеметами финскую пехоту, а наша лежит себе спокойненько в окопчиках и наблюдает за происходящим. Несмотря на огонь, из тэмээрки выскочил ее командир: старшина Никандров. Осмотрел предмостье и запрыгнул назад. Машина сошла с дороги, подсекла предмостное сооружение и начала сбрасывать его в воду, попутно загребая грунт, насыпь, обломки моста. Затем уперлась в пролет и сдвинула его, соединив остатки моста с противоположным берегом. Отскочила чуть назад и ходом выскочила на тот берег. Двинулась вперед, но сразу пришлось класть трал на место. Минное поле! Вот пехота и наблюдала наш бой со стороны. Как только машина дошла до наших окопов, так пехотинцы рванули к мосту. Соединились! У Василия в укладке оставалось пять снарядов, еще один был в стволе.