Мы поразились почти полному отсутствию людей на них, кроме отдельных мелких групп военных. Удивились необычной маскировке важнейших зданий и сооружений и наличию зенитных батарей на отдельных местах и даже на крыше гостиницы «Москва». На улице Горького нас особенно потрясло то, что на ней кое-где были построены баррикады и установлены проволочные заграждения и противотанковые ежи. Кроме того, на ней же, а также на других центральных улицах столицы высокие и широкие витринные окна больших домов на первом этаже были закрыты мешками, заполненными песком и землей. На обратном пути на Курский вокзал нашу группу задержал на улице патруль, но присоединившийся к нам, идя из дома, Лева Утевский показал патрульным врученный ему документ, и нас сразу отпустили.

К 11 часам 30 минутам все пассажиры собрались на условленном месте, сели в вагоны (нам достался пассажирский вагон), и поезд медленно, с частыми и долгими остановками, чтобы пропускать встречные военные эшелоны, повез нас в Горький.

Перед наступлением темноты поезд более часа простоял в районе за станцией Петушки. И здесь совершенно неожиданно я увидел, что на запасной колее железной дороги стоит большой эшелон с товарными вагонами и платформами, а на двух из последних, нагруженных станками, накрытыми брезентом, прохаживаются туда и сюда с винтовками… Дима Кузнецов и Федя Гафуров – мои бывшие коллеги по учебе в МИС и работе охранниками на станкозаводе им. Серго Орджоникидзе. Мы очень удивились нашей встрече. Они сказали, что почти весь завод эвакуируется куда-то на Урал и им поручено ехать туда, сопровождая и охраняя на поезде оборудование. Дальше они не знают, что с ними будет.

А утром 30 октября где-то за Дзержинском наш поезд остановился рядом с составом нашего института, и мы сумели снова увидеться и перекинуться несколькими словами с моими близкими друзьями – Колей Золотухиным, Ваней Митрофановым, Пашей Галкиным и другими ребятами и девчатами. Все они были недовольны тем, как медленно движутся на восток поезда с эвакуирующимися туда студентами или служащими. В то же время они понимали, что для страны пока нет такой большой нужды в них, как в рабочих, техниках и инженерах высокой квалификации. И было ясно, почему это так – государству сейчас нужно прежде всего наладить производство на новых местах – в глубоком тылу.

Ребятам пришлось долго помучиться, пока они десятки километров добирались пешком с тяжелыми вещами до места посадки. Сейчас же их больше всего мучает проблема получения питания, и им часто приходится голодать. Они предложили нам, пока не поздно, покинуть наш поезд и присоединиться к ним, поскольку на нас гражданская форма, все студенческие документы находятся еще в наших карманах и мы фактически не приписаны ни к какой воинской части и поэтому никто не может посчитать нас дезертирами. Новые паспорта и продовольственные карточки можно получить на месте прибытия. Конечно, ребята были правы, но мы не приняли их предложения. Обещали организовать с ними переписку по прибытии в воинскую часть, что потом и сделали. Снова попрощались друг с другом, наш поезд тронулся и поехал дальше, а их состав остался…

…И так в этот день кончились мои счастливая довоенная московская жизнь и ее короткий, но очень важный и незабываемый период скромного участия в обороне столицы, за что я награжден соответствующей медалью. Но из-за того, что я потом оказался у немцев в плену, считавшемся раньше у властей чуть ни не огромным преступлением, эту медаль мне вручили лишь к 25-летию начала наступления наших войск под Москвой, то есть только спустя четверть века.

30 октября 1941 года в хмурый день наш поезд остановился на Московском вокзале города Горький. Отсюда, из района Канавино на левом берегу реки Ока мы поехали на трамвае в нагорную – старинную и главную часть города, расположенную на правом берегу обеих встречающихся в этом городе рек Волга и Ока. При этом тогда, как и сейчас, я не понял, какая из тех больших рек впадает друг в друга, хотя еще со школьной скамьи был уверен, что Ока впадает в Волгу. Кроме того, имея совсем недавно дело с относительно коротким Химкинским железнодорожным мостом, удивился большой, чуть ли не с километр длине Окского моста, по которому проехал наш трамвай.

Круто и со множеством поворотов поднимаясь на правый берег Волги и немного не доехав до конечной остановки трамвая, мы вышли из него и во главе с Левой Утевским пришли в военный городок, где нас, как москвичей, очень хорошо встретили, расспросив о ситуации в Москве и под нею, и в первую очередь покормили вкусным горячим борщом, который я съел даже две тарелки. Неплохими были также второе блюдо и клюквенный кисель.

После обеда нам объявили, что мы все, прибывшие из Москвы, будем направлены на службу в 90-й запасной зенитный артиллерийский полк, дислоцировавшийся на городском спортивном стадионе «Торпедо». Дали сопровождающего военного, и он нас на трамвае доставил обратно до Московского железнодорожного вокзала, а оттуда на другом трамвае – до того стадиона.

Мы прибыли на стадион, когда уже стемнело. На новом месте нас отвели в одну из близких к проходной стадиона казарм, устроенных в этом спортивном сооружении в первые дни начала войны под всей его длинной наклонной крышей, на которой еще сохранились некоторые деревянные скамейки для зрителей. Потом, примерно через час до нас дошла очередь пройти без вещей в большую временную одноэтажную столовую внутри стадиона, чтобы там поужинать. К нашему большому разочарованию, по сравнению с тем, что нам предлагали во время обеда, ужин оказался плохим как по количеству еды, так и по ее качеству – мы ушли практически голодными.

После ужина к нам в казарму пришли какие-то командир с политработником, которые побеседовали с нами. Они сообщили, что завтра с утра нас определят по конкретным подразделениям, поведут в баню и там выдадут каждому военное обмундирование. Затем мы, не снимая одежду, но без обуви, улеглись спать на жестких двухэтажных, не застланных ничем дощатых нарах и уснули до завтрашнего утра.

31 октября часов в шесть утра нас разбудили громким криком: «Подъем! Выходи на зарядку!» Неодетыми, только в майке-безрукавке, брюках и ботинках на босу ногу выгнали на территорию стадиона. Здесь мы все сначала побежали в расположенный метрах в семидесяти от нашей казармы холодный, с загаженными стенами и «очками» общий длинный деревянный выгребной туалет и оправились в нем. При этом далеко не все посетители этого заведения имели бумажку, чтобы при большом деле вытереть ею соответствующее место, и вместо нее были вынуждены использовать кончик своего пальца, который потом чистили, проводя им по стене помещения и тем поневоле еще больше загаживая его.

Затем на плацу занялись гимнастикой под командой полуграмотного и очень самодовольного старослужащего ефрейтора с прозвищем Метелкин, настоящую фамилию которого я не помню и поэтому дальше так и буду его называть. Далее в казарме мы умылись в небольшом умывальнике водой из-под кранов, оделись и стали ждать появления начальства.

Вскоре оно пришло и представилось: старший лейтенант – командир батареи и пожилой политрук – ее комиссар, лейтенант – командир взвода, старшина и два сержанта – писари. Они заявили, что мы все зачислены во второй взвод их батареи, и вызвали каждого из нас поочередно к столу. Здесь они ознакомились с нашими воинскими удостоверениями добровольцев, выданными в Москве, спросили лично у нас и записали в своем списке наши фамилии, имена и отчества, места рождения, образование и другие сведения и распределили нас по двум отделениям – теперь уже орудиям, как принято в артиллерии. Мы – все бывшие студенты МИС, а также Миша Волков и Ваня Борзунов – оказались в одном отделении. Лишь командир отделения – сержант, уже побывавший на фронте, раненный там и излечившийся в госпитале, – был не из наших. Остальные москвичи попали в другое отделение, в котором хозяйничал упомянутый ефрейтор Метелкин.