Погруженный в свои мысли, Иван медленно спускался вниз по крутой улочке и вдруг, запнувшись о выбоину, полетел едва ли не кубарем, еле-еле успев подставить руку:

– Черт побери!

Шедшая впереди девчонка с кувшином резко обернулась:

– Русо?

– Русо, русо… туристо… – зло отозвался Раничев. – Что еще интересует – облико морале?

– Так ты и вправду с Руси! А откуда?

– С Рязани, – не стал отпираться Иван.

– С Рязани?! – поставив тяжелый кувшин, девчонка подбежала ближе и, испуганно оглядываясь по сторонам, зашептала. – Я ведь тоже там жила, в холопках, покуда боярин сурожцам не продал. Будешь ежели дома, скажи всем – больно много рязанских девок появилось на рынках в Кафе и Тане, раньше не было эстолько. Да и не только девок…

– Скажу, скажу, добраться бы только… Как звать-то тебя, краса?

– Марфена, – девушка неожиданно запунцовела. Снова подозрительно оглянулась: – Армат Кучюн – имя запомни. Гад, каких мало, – живым товаром торгует, а товар тот – обманом заделан.

– То есть как это – обманом?

– Хей, Марфут! – дрожащий от жары воздух прорезал рассерженный окрик.

Марфена резко отпрянула в сторону, наклонившись, подняла на плечо кувшин, засеменила, изгибаясь под непосильной ношей, так что Ивану неожиданно стало жалко девчонку. Он бросил взгляд вперед, на маячившего впереди не первой молодости мужчину с узким угреватым лицом, одетого в синий кафтан со шнурками и просторные шелковые шальвары, заправленные в мягкие сапоги-ичиги. За поясом его торчала плеть с узорчатой костяной рукоятью.

– Ти где бродишь, Марфут? – угреватое лицо исказила злобная гримаса.

– Я, я… я ничего плохого не сделала, господин Ишкай, – подойдя ближе, залепетала девушка. – Просто несу воду…

– Долго несешь, твар! – Ишкай наотмашь ударил девушку ладонью по щеке и осклабился: – Иди в дом, там пагаварым.

Раничев насторожился, чувствуя, как в душе его поднимается гнев. Вроде и не надо было бы вмешиваться – что ему до чужой рабыни? Однако ум говорил одно, а сердце – совсем другое.

Оглянувшись по сторонам – узкая улочка была относительно безлюдной, лишь у колодца толпился народ, – Иван приник к ограде рядом с деревянной дверцей, за которой только что скрылись Марфена с угристым Ишкаем. Вряд ли тот был хозяином, скорее – надсмотрщик, слуга. Между тем за оградой послышались злобные крики. Кричал Ишкай:

– Я тебе предупреждаль, Марфут, чтоб ти ни с кем не гавариль, да? Отвечай, тварр!

Свистнула плеть.

– Ну?

Раздались рыдания.

– На, палучи еще!

И снова плеть, и звук удара по телу, и девичий стон, и злобный хохот надсмотрщика. И вот – какой-то непонятный хруст. Стон…

Раничев, прекрасно осознавая, что делает явную глупость, перемахнул через ограду и обалдел: угреватый слуга, раскинув руки, лежал на спине прямо на грядке с каким-то овощами, в тени росших у самой ограды каштанов. В глубине двора виднелись яблони, груши, смоковницы, еще какие-то небольшие деревья, по видимости, оливы, а за ними господский дом в два этажа с тенистым портиком под классической треугольной крышей. Перед поверженным, с бледным, как известь, лицом, недвижно стояла Марфена. У ног ее валялись осколки кувшина.

– Однако сильна же ты, мать! – Иван усмехнулся. – Качественно этого сатрапа уделала! Кувшином?

– Угу.

– «Угу», – беззлобно передразнил Раничев. – И что дальше? Тебя, вероятно, накажут?

– Не то слово, убьют! – хмуро кивнула девчонка.

– Скажи-ка, дева, тебе здесь очень нравится?

Вместо ответа Марфена вздохнула.

– Ясно. Тогда бежим!

– Как бежим? – девушка испуганно хлопнула ресницами.

– Так, – засмеялся Раничев. – Через стену. Ну, если хочешь, можем и через калитку пройти. Она ж, я полагаю, изнутри запирается?

– Вообще-то да, – Марфена растерянно заморгала и вдруг, схватив нежданного сторонника за руку, резко пригнулась. – Тсс! Видишь того старика в сером бешмете?

– Крючконосый такой, с бородой? – уточнил Иван.

– Угу… Это Казбай, управитель… Страшно подумать, что он с нами сделает, если увидит.

В этот момент валяющийся на грядке надсмотрщик громко застонал. Старик управитель насторожился и, словно хорошая сторожевая собака, поведя носом, быстро направился к калитке.

– Отвлеки его ненадолго, – шепнул Раничев, прячась за смоковницу.

Девчонка вздохнула.

– А, Марфут, – управитель подошел ближе. – Чиго стаишь, нэ работаишь? А это кто там валяется… Ха! Ныкак, Ишкай! Эй, Ишкай, вставай, да! Что это у тэбя с галавой? Разбыл кто-то, да? Ах… – старик перевел взгляд на Марфену. – А ведь эта ты его… Прыставал? А я ведь давно гаварыл – прихади ка мнэ, как стэмнеет. Умний дэвушка ходит, глюпый, как Марфут, – никак нэ придет. Ти, Марфут, прыгожий дэвушка, вах… – Внезапно наклонившись, управитель с неожиданной ловкостью ухватился за край Марфениной туники и, вмиг задрав ее почти до половины бедер, восхищенно прищелкнул языком: – Вах! Этат глюпый слюга Ишкай пусть лэжит, а ти – пайдем са мной, пайдем…

– Эй, папаша, – похлопав старика по спине, невежливо перебил Иван. – Огоньку не найдется?

Управитель едва успел повернуться, как Раничев с размаху ударил его кулаком в морду. Иван был парень нехилый – старичок отлетел метров на пять, в капустные грядки.

– Ну и ну, – испуганно-восхищенно воскликнула девушка. – Эка ты его, словно капусту посадил.

– Сажать нужно было раньше, и не дожидаясь весны, – пошутив, Иван подмигнул: – Ну что? Пожалуй, уходим?

– Уходим, – кивнула Марфена. – Только – куда?

– А, там увидим, – Раничев как можно беззаботнее махнул рукой. – Ну-ка, поглядим, что у наших пролетариев в кошелях и за пазухой?

Наклонившись над управителем, Иван, безо всякого уважения к старости, стащил с его пальцев все перстни и, не обнаружив нигде заветного кошеля, на всякий случай прихватил подозрительно тяжелый узорчатый пояс. Старик даже и не пытался рыпаться, со страхом глядя на дюжего, с нечесаной бородою, парня, вовсе не напоминавшего в этот момент типичного российского интеллигента.

– Что вылупился, старый пердун? – быстро связав управителя рукавами халата, Иван погрозил ему кулаком и, обшарив стонущего Ишкая, прикарманил несколько серебрях. Потом обернулся к Марфене: – Ну, все. Теперь уж точно уходим.

Выскользнув за ворота, странная парочка юркнула в узкий проулок, пересекла по диагонали небольшую площадь и, выйдя к богато декорированной церкви, смешалась с толпой выходящих с обедни.

– Нас ведь, наверное, искать будут, – перекрестившись, несмело заметила девушка.