* * *

Следующий сюжет в новостях – переговоры правительства с ключевыми союзниками по поводу приема детей. Об этом было объявлено прошлым вечером.

Оказывается, все будет очень плохо. Пока эта новость не появилась, я надеялась на спасение, и в голове моей даже складывался романтический сюжет: бегство, возрождение и финальный триумф. Триумфа не будет, как и возрождения.

Делаю чай для себя и кофе для Гэвина, задавая себе вопрос: как долго свежее молоко будет оставаться частью нашей жизни? Несу чашки и присоединяюсь к мужу на нашем любимом кожаном диване, сильно потертом в те годы, когда он служил нашим детям, не очень заботившимся о сохранности мебели. Я готова выдержать ужас новостей ради возможности посидеть с мужем и выпить чаю, пока дети весело кричат за стеной дома. Я приклоняюсь к теплой мощи его плеча: мы сидим нога к ноге и смотрим на говорящие головы на экране.

Неужели перспективы так мрачны?

– А где-нибудь будет не так ужасно? – спрашиваю я.

Гэвин пожимает плечами.

На экране – рекламные объявления для родителей, желающих разместить своих детей в Англии, Канаде или США. Но только детей. Мир готов принять только детей. Взрослых же с обреченного континента никто не ждет.

Гэвин качает головой.

– Когда произойдет столкновение, – говорит он, – весь мир превратится в ад.

Что будут без нас делать наши дети, которые еще даже не стали подростками? И будут ли они вообще вместе?

Все, о чем я могу думать, так это о старой кинопленке сороковых годов прошлого века, на которой показаны эти крошечные одинокие существа, одетые в черное и белое: они покидают корабль, сжимая ручки своих картонных чемоданчиков, и взирают на все вокруг большими испуганными глазами. Вспоминаю истории о братьях и сестрах, которым так и не суждено было увидеться, о детях, которые так и не воссоединились со своими родителями. Вспоминаю, как правительство, много лет спустя, приносило свои извинения всем брошенным, отвергнутым и забытым. Детям, которые томились в бездушных лагерях, попали в руки безразличных, а то и бесчестных людей. Нет причин думать, что на этот раз все будет не так. Зато есть причины полагать, что будет еще и хуже.

Нат, с огромным помповым водяным ружьем, проносится мимо окна. Ему семь лет, и его улыбка обнажает прорехи на месте выпавших молочных зубов. Мокрые волосы стоят на голове торчком. Нет, я не смогу их никуда отправить.

У меня никого и нет за границей – ни одного родственника за пределами Австралии. Никого, кто мог бы приютить их и любить хотя бы вполовину того, как люблю их я. Никого, кто стал бы бороться за то, чтобы их накормить, когда небеса потемнеют, а сады будут гореть.

* * *

Блок шесть любопытным образом скроен из красной, черной и белой материи, очевидно, вырезанной из школьной формы: номер школы различается на кусочках красной ткани. Прочие ткани – красный и белый хлопково-полиэстерный гринсбон, а также черный хлопковый тик. Блок украшен красной атласной лентой для волос, нашитой на изображение звезды.

* * *

– Джесс сказала, ее учителя сегодня не было, – сообщаю я Гэвину, пока готовлю обед. – Учитель Ната работал, но еще трое из педагогов не появлялись. И половина детей отсутствовала.

– Да, они сказали, что закроют все школы к концу следующей недели, – говорит муж. – Нам нужно уехать еще до этого.

– Отправим их в школу завтра? – спрашиваю я.

Даже не знаю, как вести себя в отношении детей: притворяться, что все идет как обычно, или же держать их дома им… и что? Целый день обнимать да ласкать?

– Давай, отправим, – говорит Гэвин. – У нас будет время упаковаться. Нужно кое-что отсортировать.

В этот момент мне хочется протестовать. Он такой чертовски практичный. На него как будто никакого впечатления не производит весь этот грядущий Конец Света. Когда о нем объявили, Гэвин словно включил операционный режим, сфокусировавшись на подготовке к отъезду. Но насчет завтрашнего дня он прав – это для детей, может быть, последний шанс увидеться с друзьями.

– Тина отправляет своих детей за границу, – говорю я.

Не знаю, зачем я это делаю. Мне об этом даже думать трудно.

– Я сегодня видела ее в школе, – продолжаю я. – Она сделала обоим детям татуировки.

– Что? – Гэвин ошеломленно смотрит на меня.

– Их имена, даты рождения. А внизу – имена Тины, мужа и брата.

– О господи! – говорит Гэвин.

Я поначалу думала, что Тина сошла с ума, но теперь мне жаль, что я этого тоже не сделала. Но увы! Когда я ехала мимо тату-салона, он был уже закрыт.

Гэвин обнимает меня, и я понимаю, что я вновь смотрю в пустое пространство перед собой. Глаза мои полны слез.

– Мы не станем их никуда посылать, милая, – говорит Гэвин уверенным тоном. – Они остаются с нами.

Но как мы сможем обеспечить безопасность детей? Вдруг мы оставим их с собой, а с нами что-нибудь случится?

Господи, как же я хочу, чтобы они понимали, как мы их любим и как хотим для них совсем другой жизни!

* * *

Подкладка лоскутного одеяла – хлопковая бязь с растительным рисунком. Ткань идентифицирована как элемент пухового покрывала от дизайнера Лауры Эшли из ее детской серии 2008 года.

* * *

Как только дети ложатся спать, Гэвин выносит в зал наши туристические принадлежности. Если бы не то, что показывают по телевизору, я решила бы, что мы планируем уик-энд на побережье. Но это не так. Через несколько недель побережья не станет.

Действительность такова, что ни одно место на Земле не избежит последствий столкновения. Некоторые места, такие как Новая Зеландия, Папуа – Новая Гвинея, Гавайи, острова Тихого океана, будут полностью уничтожены – так же, как и восточное побережье Австралии. Остальной мир будет гореть и умирать с голоду.

Поэтому уехали немногие. Элеонор успела к сестре в Лондон до того, как англичане закрыли границы. Уехала срочно, толком ничего не взяв. Их прекрасный дом стоит пустым. Перестроенный в прошлом году, забитый антиквариатом и электроникой. Теперь уже бесполезной. Наверное, все это сгорит, если не достанется мародерам. Вряд ли я когда увижусь с Элеонор, а моя дочь уже не сможет поиграть с Изабель, своей лучшей подругой со времен подготовительной школы. Никогда им уже не сидеть босиком в домике на дереве, не есть вместе мороженное, не распевать хором под поп-мелодии из айпода, принадлежащего Джесси.

* * *

Блок семь известен как «Зеленый блок». Логотип с рисунком дерева и облаков окружен надписью «Зеленая команда». Рисунок выбит сразу на двух типах ткани: темно-зеленом хлопке и неокрашенном коленкоре. Третий тип ткани – легкий голубой деним с полосами цвета травы.

Сегодня вечером в школе предполагалось заседание школьно-родительского совета. Мы планировали провести в следующем месяце соревнования на выдержку и выносливость. Я вспоминаю о заседании, когда выношу мусор и кое-что, что подлежало переработке. Не знаю, будет ли кто-нибудь завтра забирать контейнеры. Стою на улице в темноте и спрашиваю себя: для чего это все? Все эти усилия по спасению окружающей среды! Большой Барьерный риф, бассейн реки Мюррей-Дарлинг… Какая глупость!