И я плачу!

От радости, растирая по лицу слезы, впервые не давясь ими, захлебываясь от жизненных обид, а благодарно переполненная чувствами, которые выходят наружу переливающимися каплями безграничного счастья. Знаю, что если пережил эту ночь, то дальше я помогу ему, мы поможем…

– Я хочу к нему! Можно?

Пожимает плечами, боясь ранить меня отказом.

– Сереженька, пожалуйста! Мне сейчас это, как никогда, нужно!

– Посмотрим, что скажет Павел Дмитриевич, я спрошу. Но не в твоем состоянии ходить по палатам. Александру это не понравится! А винить потом будет меня!

Он прав.

Я знаю, как привести его в чувство! Своим открытым неповиновением. Это всегда заражало его потоком бешенной, неконтролируемой ярости. Пусть, хотя бы она вытащит его из искусственного медицинского забвения. Дразнить его внутреннего зверя я умела, как никто! Сергей как-то признался, что у меня в этом талант!

Жить. Мне так захотелось жить, и я готова сделать все, использовать любой, даже самый незначительный шанс, ухватиться за любую соломинку, заплатить самую дорогую цену за возможность выйти из этой передряги полноценной семьей.

Кольцо!

– Сережа, мне нужно домой. Сможешь подменить меня ненадолго?

И безжалостный суровый мужчина на моих глазах, впервые, показал свою брешь – слабость, от волнения за близких ему людей, шумно выдохнув, запрокинув голову вверх, взъерошив волосы, скрывая от меня влажность своих стальных глаз.

***

Чувствуя, как первая пуля входит в тело я четко понимал, что это мой выбор.

За моей спиной Лиза – моя девочка, которую я всегда буду выбирать, даже ценой своей жизни. Я осознанно остался на месте, хотя, учитывая уровень моей физической подготовки и опыта в подобных ситуациях, легко мог отпрыгнуть за барную стойку, сохранив себе жизнь. Но она бы не успела! Разрывающие плоть пули обжигали, опоясывающей болью сковывая тело, а я думал лишь об одном: о маленькой девушке за моей спиной, которая будет жить…

Одним глазком я, все-таки, сумел заглянуть в будущее: судьба не наказала меня, а подарила мне семью – девочку, которая всегда будет для меня на первом месте, что бы не произошло…

Если для кого-то дни ожидания сливаются в один, нескончаемый, продолжительный полярный, то для меня каждый был особенным, имевшим свой особенный цвет. Красный, желтый, фиолетовый, оранжевый… Каждый полон светом надежды утром и темнотой разочарования вечером, поражающий меня всеми оттенками радуги, своей насыщенностью и красочностью.

Улучшений не было.

Но с каждым новым утром я вновь просыпалась, переполненная ожиданием и необычной цветовой гаммой этого дня. Я находила положительные стороны в любых его оттенках, замечала даже незначительные изменения, легко улавливая его настроение и тональность.

Следя за своим здоровьем, ночи я проводила дома, тем более, что попасть в палату реанимационного отделения не представлялось возможным, а сидеть на стуле у двери, где я провела первые сутки, было чертовски глупо в моем теперешнем состоянии, ведь сейчас я была не одна. Поддавшись моей настойчивости, мы разделили обязанности: я проводила в больнице дни, потому, что выгнать меня оттуда не смогли бы никакой силой, а Сергей – ночи, просиживая на злосчастном, раздражающе скрипучем стуле до утра, не доверяя друга никому больше. Сменяя друг друга, мы молча, с ожиданием, смотрели друг другу в глаза, выискивая там искорки надежды, но отблеска все не было, поэтому слова казались излишними, вздыхали и расходились в разные стороны.

Врачи не давали никаких гарантий.

Но их дал мне Сергей, в те, первые сутки, заразив меня своей уверенностью, поэтому страшно не было. И мысли не допуская о трагичном исходе, я ждала. Уж чего-чего, а терпения мне было не занимать, если вспомнить все предыдущие события прошедшего года.

Видя проходящего мимо меня Павла Дмитриевича, я вскочила, в нерешительности заламывая руки, в ожидании его решения. Вот уже несколько дней я ждала от него разрешения на посещение, и каждый раз проходя в отделение, он отрицательно качал головой, категорично захлопывая за собой дверь, но, видимо, не в этот раз…

С замиранием сердца я считала его шаги, глухо раздающиеся по пустому больничному коридору, когда он, неожиданно резко, изменил привычную глазу траекторию движения, подойдя ко мне.

– Елизавета, доброго утра. Уже на посту? – тепло улыбнувшись мне, продолжил, – Разрешаю вам посещение. Но! – поднял палец вверх, привлекая внимание, – Только через стекло!

Я была согласна на любые его условия!

Окрыленная, надела на себя предложенный им халат, шапочку, полностью спрятав под нее волосы, маску, закрывающую пол лица – не шла за ним, а летела, бросив все свои вещи на стуле. Трясло, как в лихорадке. Смотрела, проходя мимо, через толстые стекла стен, на лежащих в отделении пациентов, и сердце пропускало удары, функционируя через раз.

Нет, не он…

Не он…

Аппараты дыхания, сердцебиения, всевозможные бесчисленные трубки и стойки капельниц практически полностью закрывали от меня, лежащих почти по ту сторону жизни, людей, но я видела – это не он, и сердце делало сальто, кульбит за кульбитом, замирая вновь, на самом верху пропасти-отчаяния. Так у каждой палаты, а потом, на бешенной скорости летя вниз, до самого дна-веры…

Теперь я понимала, почему врачи так категоричны в своих отказах в посещении пациентов именно здесь, в отделении реанимации. Нет, они не боятся заразы, которую можно занести в палату, спровоцировав кризис, ведь толстенное стекло отделяет нас от лежащего там человека. Они не хотят видеть в наших глазах безграничную муку, когда мы смотрим на своих близких, страдая, не имея возможность помочь или что-то изменить.

Павел Дмитриевич, подойдя со мной к такому стеклу, отошел на пару шагов и отвернулся, максимально деликатно, насколько это вообще возможно, стараясь оставить меня одну…

Но я этого уже не заметила. Подойдя к перегородке почти вплотную, протянула руку, ладонью касаясь холодного стекла.

Саша…

Проводила пальцами по поверхности, бережно обводя контуром любимого человека, гладила, делясь с ним своим счастьем. Как же много я хотела ему рассказать!

О том, как скучаю…

О том, что страшно устала…

О том, что уже началась осень, теплая, поражающая своим размахом, накрывшая собой Москву, словно золотым куполом, разом, практически за день! Вчера еще засыпала летом, а сегодня проснулась осенью, вдохнув запах прелых листьев, антоновских яблок и сырого лесного мха, грибов и древесной коры, пряной печали и уставшего за лето солнца… Я хотела, чтобы он услышал вместе со мной осеннюю музыку листьев, подхваченную ветром, почувствовал первую вечернюю прохладу, перешагнул со мной на эту рыжую ступеньку встав ближе к голубому, почти бирюзовому небу, под цвет его глаз…