Продолжая гипнотизировать меня взглядом, она наугад лезет в сумку и достает оттуда неопрятный ворох бумаг. Честно говоря, его даже в руки брать противно, но я себя пересиливаю. Среди мятых листов нахожу расписание, несколько пугающих своей длиной списков, перечень оборудования для практических заданий и еще много чего, что я прочесть не успеваю, потому что вслед за мной в аудиторию заходит (правильнее будет сказать, протискивается) отягощенным необъятным животом мужчина. Судя по белесым, как и у меня, когтям, тоже вентран. Его багровая сальная физиономия утопает в поту, платок, которым он пытается утереть все это безобразие, влажно липнет к щекам.

Я чопорно шествую к своему месту… и сразу понимаю, почему остальные студенты заняли места повыше. Этот мерзкий запах старой плоти ни с чем нельзя перепутать. Вентран тщетно пытается перебить его ароматами припарок и парфюма, но в итоге получилось только валящее с ног амбре, от которого на глаза наворачиваются слезы. Дьявол, я должна была догадаться, что такой массовый исход на задние ряды – неспроста. И если платок еще как-то спасал от запаха крови, то против запаха профессора Вонючки оказывается совершенно бесполезен. Вместе же они буквально взрывают мой мозг.

Позже выясняется, что профессора зовут Тарт эрд’Лерой, и он – преподаватель «Введения в формальную алхимию». Хотите знать, что это такое? То же самое, что и классическая алхимия, но без использования таумических компонентов. Грубо говоря, наука о том, как взять подорожник, истолочь его с половиной корня чернохвоста, добавить пару капель барсучьего жира, переложить в глиняный горшок и выдать за лекарство от кашля. Ну, примерно так это все выглядело в исполнении лекаря, который занимался нашими с Тэоной синяками и прочими мелкими болячками.

Через пятнадцать минут после начала лекции я понимаю, что вынужденный пропуск двух месяцев обучения мне практически ничем не грозит. Потому что большая часть названий мне хорошо знакома даже на древнеяверском. А чтобы правильно произнести название пресловутого подорожника на языке древних яверов, нужна очень долгая языковая практика. В общем, я отличаюсь правильной дикцией и правильным решением двух задач разминки. Профессор Вонючка называет рецепты и просит студентов сказать, есть ли в них ошибки и какие именно. Можете считать, что я хвастаюсь, потому что именно это я и делаю. Если некоторые могут выпячивать свои женские прелести и считать это милым, с какой стати мне стыдиться своего ума? Я не только правильно называю все лишние ингредиенты, но и исправляю неточности в пропорциях, которые запросто превращают лекарство от соплей в настойку от запора, а лосьон для роста волос – в вонючую смесь для отваживания грызунов.

— Позволь узнать, Безымянная, откуда у тебя столь глубокие познания? – Профессор сменил уже дюжину платков, но продолжает обливаться потом.

— Я много болела в детстве, а наш семейный лекарь любил забывать свои книги и пергаменты.

Кажется, Вонючка мне не поверил, но какая разница? К концу лекции я заслуженно почиваю на лаврах самой смышленой студентки.

Как только толстяк уходит, я собираю вещички и перебираюсь на самый задний ряд, поближе к залитому солнцем окну. Благословенное тепло быстро проникает в мои кости, заставляя поверить, что, в сущности, все не так уж трагично. Во всяком случае – здесь и сейчас. Я ненадолго жмурюсь, а когда открываю глаза, замечаю, что большая часть моих однокурсников продолжает пялиться на меня, словно на заморскую диковинку. Так я понимаю, что самое время расставить все точки над «i», иначе меня, чего доброго, еще сглазят.

Я прочищаю горло нарочито громким кашлем. Вот так, теперь все тринадцать пар глаз смотрят на меня: со злостью, страхом, пренебрежением и, вы не поверите, даже с завистью.

— Я – Безымянная, и у меня от рождения нет клыков. Так что считайте, я такая же нелепая язва на теле Шида, как и все вы. Только чуточку лучше.

Вот так я начинаю свой монолог.

Надо сказать, злых взглядов становится больше. Особенно гадко на меня зыркает темноволосая девчонка с покореженной ожогом щекой и отсутствующим безымянным пальцем на левой руке. Она из шкуры лезла, чтобы выслужиться перед Профессором Вонючкой, но сегодня все лавры достались мне.

— Моя семья, если вдруг кто-то этого не знает, покушалась на Императора и довольно успешно. – Продолжаю я - и над головами присутствующих проносится ропот. – За что их всех совершенно справедливо пытали и казнили «шипом позора». Моя сестра, насколько мне известно, пыталась сбежать от наказания и устроила пожар в одной из башен Арнинг-Холла. Я отреклась от имени по множеству причин, которые с вами, людьми, обсуждать не намерена. Вот это, - я показываю на свежий шрам под глазом, - подарок от наемного убийцы, которому в тот день крупно не повезло промахнуться. А вот это, - мой палец перемещается на клеймо, - знак того, что я – Безымянная, рабыня и принадлежу императорской семье до конца своих дней или пока Императору не будет угодно дать мне свободу. Кроме того, я стала служанкой Рэна эрд’Греверра. Для тех умников, которым захочется подшутить надо мной или показать, что мне тут не место, передаю его слова: с этого дня я нахожусь под его защитой. Оскорбив меня, причинив мне физический или моральный вред, вы тем самым оскорбляете моего господина. Подумайте об этом прежде, чем перейти от замысла к действию. – Я незаметно перевожу дух, наслаждаясь произведенным эффектом. – Если у кого-то есть вопросы, советую задать их прямо сейчас или валить к дьяволу в задницу.

Общее замешательство разбавляет девчушка в огромных очках и с похожими на рыбий скелет косами. Она подходит ко мне и протягивает кусок плотного пергамента, на котором красуется портрет Рэна руки неизвестного, но весьма умелого художника.

— Не могла бы ты попросить эстрина Рэна подписать его… для меня? - лепечет она, заискивающе заглядывая мне в глаза.

— Постараюсь. – Сую рисунок в карман юбки.

— Меня зовут Рора Табита, я очень рада с тобой познакомиться, Йоэль. И я рада, что ты не будешь пытаться меня укусить. – И очкастая Рора на свойственный всем людям манер протягивает ладонь для рукопожатия.

Нужно ли говорить, что мы подружились?

Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

К концу второй недели я понимаю, что мое обучение будет далеко не таким радужным, как я успела решить.

В субботу вечером мы с Ророй сидим в библиотеке и занимаемся