– Моя жена родилась в Москве, – ответил Северному Алексей Васильевич. – И она до сих пор гражданка Российской Федерации. Как и вы. Это что, имеет какое-то значение? Я вообще в Казахстане родился. И ямочек у меня нет. И что? Вас ещё что-то интересует? В килограммах или в сантиметрах? Можем о Матиссе поговорить. Вас Матисс не интересует?.. Я вообще не считаю нужным отвечать на вопросы постороннего человека. Фарс какой-то! Моего отца убили, а вы…

– Именно вашего отца убили, – спокойно сказал Всеволод Алексеевич и ещё раз обвёл взглядом присутствующих. – Кто не считает нужным отвечать на вопросы постороннего человека, может совершенно спокойно покинуть помещение.

– Я ухожу! – сказал Алексей Васильевич. – Лизанька?

Лизанька покраснела и отошла в дальний угол. Вошла Фёдоровна с подносом, на котором стояли кофейные чашки. Никто не ушёл. Сын Маргариты Павловны сел за один из столиков. Лизанька присела ему на колени. Северный задавал вопросы, присутствующие отвечали.

На самом деле все были рады выговориться. Выговорить раздражение. И рассказы о том, кто, как и где провёл утро, нисколько не противоречили уже записанному лейтенантом в протоколах. Светлана Павловна спала в номере с камином – а это через двор, потом делала маски и принимала ванну – а это долго. Сашка удил рыбу на набережной, и Пётр Павлович к нему присоединился. Многочисленная родня – кто спал, кто прогуливался, кто и вовсе рано уехал из Балаклавы, как Алексей Васильевич. Он поехал просить прощения у Лизаньки за что-то там, ляпнутое на банкете. Лизанька укатила ещё вчера поздним вечером, что подтверждали показания отвозившего её в Севастополь таксиста. Фёдоровна домой не доползла – так приняла в конце банкета, что осталась спать на раскладушке в своей кухне. Утром все по очереди заходили к ней – кто кофе выпить, кто чаю, кто перекусить. Да она с восьми до десяти ещё и завтрак накрывала для многочисленных имеющихся тут туристов. И прораба с рабочими окармливала. Куда делся нож? Да не нужен он был ей сегодняшним утром, этот нож. Не обратила внимания. Да и к чему эти глупые вопросы?! Если бы она, Фёдоровна, хотела убить Василия Николаевича, так у неё более удобное место и время были за предыдущие пять лет. И не стала бы она ножом в живого человека тыкать. Лучше бы яду какого в кофе или в спиртное насыпала. Или водкой палёной Васю напоила. Покойный до выпивки был ой как охоч!

Фёдоровна разрыдалась. Светлана Павловна расплакалась. Пётр Павлович – и тот пустил скупую мужскую слезу. Алексей Васильевич украдкой промокнул глаза рукавом. Совершенно спокойными оставались лишь Маргарита Павловна, внук Сашка и молодая невестка Лизанька.

– Мама уехала вчера ночью? – спросил у паренька Северный.

Тот лишь молча и сухо кивнул. Именно на Сашкину мать обиделась вчера вечером Лизанька. Точнее, на то, что Алексей Васильевич посмел потанцевать с бывшей женой. Ещё она обиделась на Маргариту Павловну за то, что хозяйка гостевого дома посмела пригласить на свой юбилей бывшую невестку – мать своего внука.

Кто и зачем убил Василия Николаевича, оставалось неясным. Совершенно. У покойного не было врагов, убивать Василия Николаевича было совершенно не за что, если не считать бесследно исчезнувшие двадцать тысяч гривен.

– Может, кто-то зашёл и по ошибке воткнул нож в спящего Васю? – спросила Светлана Павловна и глупо заморгала.

– Ага. И по ошибке забрал из-под подушки двадцать тысяч, – сказал Пётр Павлович.

Алексей Васильевич поглаживал Лизаньку по тонкому плечику. Сашка смотрел на папину молодую жену с яростной ненавистью.

– И всё-таки я не понимаю ваш… интерес! – обратился старший брат Маргариты Павловны к Северному.

– Я несколько необычный постоялец, – раскланялся перед публикой Всеволод Алексеевич.

– В смысле? – строго уточнил сын Маргариты Павловны.

– В том смысле, что господин Северный Всеволод Алексеевич – высококлассный судебно-медицинский эксперт, – ответил вошедший Александр Иванович Шекерханов. – И я на правах старого друга попросил его оказать посильную помощь следствию. Почему же никто из вас, мать вашу перемать, не сказал, что у покойного под подушкой было двадцать тысяч наличными?!

Все недоумённо переглянулись.

– Понятно. Слонов, как обычно, никто не замечает… Фёдоровна, сделаешь мне салат из мидий с розовыми помидорами?

– Конечно, Сань! – радостно воскликнула кухарка и унеслась на кухню.

– Ну и что, что он судебно-медицинский эксперт?! – зло воскликнула Лизанька, вскакивая с колен Александра Васильевича. – Пусть вскрывает труп, если вы своим судемедэкспертам не доверяете. Какую помощь следствию может оказать судебно-медицинский эксперт?!

– Посильную, – спокойно сказал полковник и, сев на стул, сделал глоток кофе из чашки Всеволода Алексеевича.

– Сколько вам лет, Елизавета…

– Александровна! Я – Елизавета Александровна! Я родилась в Москве. И мне двадцать два года! Размер груди у меня – второй. Мой рост – сто семьдесят восемь сантиметров. Моя мать умерла, когда мне было девятнадцать. Что вас ещё интересует? Не нужны ли мне были деньги? А кому они не нужны? Но я не стала бы убивать свёкра из-за них. Я попросила бы у своей свекрови. И она мне их дала бы!

Маргарита Павловна осуждающе посмотрела на Северного.

– Всеволод Алексеевич, это уже слишком. Возможно, Лизанька немного слишком… эмоциональна, девочка ни в чём не нуждается и не стала бы убивать из-за…

– Конечно, ни в чём не нуждается! Ты ей всегда всё даёшь! Я вас всех ненавижу! Ненавижу эту дуру! – Внезапно закричал десятилетний внук Маргариты Павловны и, пребольно пнув Лизаньку ногой по лодыжке, выбежал из банкетного зала.

Алексей Васильевич и Маргарита Павловна ринулись следом за ним.

– Вы удовлетворены? – резко бросил во Всеволода Алексеевича Пётр Павлович.

– Нет, – спокойно ответил Северный.

Светлана Павловна и Екатерина Фёдоровна рыдали, крепко обнявшись.

В два часа ночи Северный открыл дверь мансарды. Тихо снял обувь и подошёл к кровати. Кровать была пуста. Он включил свет. Алёны в номере не было. Всеволод Алексеевич подошёл к журнальному столику, налил себе виски, сел на диван, вытянул длинные ноги, прикурил, сделал глоток и откинулся на спинку. Звонить не имело смысла: она не ответит.

Никто и не обещал, что будет легко… Хотя обстоятельства могли быть более благоприятными для старого холостяка, твёрдо решившего жениться. И уж что-что, но спокойно считать до ста Северный умел.

Допив до дна и выкурив ещё одну сигарету, Всеволод Алексеевич встал, обулся, вышел за дверь, тихонько спустился по лестнице, погладил британца, лежавшего у входной двери гостевого дома, поболтал с Кубиком у калитки и пошёл по тихой ночной Балаклаве наверх, к улице Калича. Если бы кто-то наблюдал его со стороны, увидел бы только красивого мужчину элегантного возраста, целиком и полностью довольного жизнью.