насколько видит глаз. За полыньей далеко возвышался неприступный обрыв ледника. Делать было нечего. Завернулись мы в парусину и завалились спать, предоставив поливать нас водой, пока это не надоест изменнице-судьбе. Конечно, наша 4-саженная нетолстая льдина могла переломиться, но мы против этого ничего не могли предпринять. К счастью, этого не случилось. К вечеру ветер затих, а к 11 часам вечера лед приливом опять прижало к острову вплотную, но уже милях в 8 восточнее пологого мыска, по которому только и можно было высадиться на остров. Четыре человека с другим каяком соединились с нами. Мы очутились как в мышеловке. Кругом нас поломанный мелкий лед вперемешку с шугой, мыска спасительного даже не видно, а впереди отвесная 15-саженная стена, на которую не забралась бы и обезьяна. Сейчас мы получили по полкружки сухарей и запили их теплой водой. Осталось у нас на восемь человек 5 фунтов сухарей, полфунта бульона Скорикова и 2 фунта соли. Это вся наша провизия. Тюленей мы не видим уже несколько дней, медведей тоже давненько не видели. Нырки, правда, летают, но у нас дробовка украдена. Убить же нырка влет из винтовки – дело мудреное. Хотя мы и добились страстно желанной цели, т. е. подошли к острову, но, пожалуй, при нашем положении я предпочел бы быть милях в 8 от этого неприступного острова в море, у хорошей полыньи, в которой так много «выстает» тюленей. Да, теперь, пожалуй, и я начинаю падать духом! Про спутников же своих и говорить не буду: совсем мокрые курицы. К довершению несчастья, я уже четвертый день чувствую сердечные припадки и меня сильно «мутит».

На земле Александры

Суббота, 28 июня

Два дня не писал дневника. Но не потому я забыл про него, что мы умирали голодною смертью, нет, просто было некогда, много перемен и много было новых впечатлений. Перемены были на этот раз в лучшую сторону, слава богу!

Прочел сейчас написанное мною в дневнике 25 июня и вижу, в каком отчаянном положении мы были тогда, как сильно упали духом, даже не подозревая, как легок выход из нашего, казалось бы, безвыходного положения и что вечером же оно примет совсем другой оборот. Сейчас мы сидим на острове, под нами не лед, с которого не сходили мы уже скоро два года, а земля, камни и мох. Мы сыты до отвала, и 27 больших, почти как гуси, жирных гаг висят на лыжах, ожидая очереди быть сваренными. Более 200 крупных гагачьих яиц мы уже съели за два дня, но в ямке недалеко лежит их целая груда, а охотники пошли за новыми гагами и свежими яйцами. Но опишу подробнее, как произошла эта новая перемена в нашем положении.

Двадцать пятого числа, когда казалось, что нам осталось только два выхода: или идти опять на W к низкому мыску, от которого нас отбросило сильным ветром и отливным течением миль на 8, идти по мелкобитому зыбкому льду, во многих местах не выдерживающему тяжести человека, ежеминутно рискуя провалиться и потонуть, или сидеть и ожидать голодной смерти, мне пришла в голову мысль осмотреть хорошенько обрыв ледника. Неужели не найдется в этой ледяной стене какого-нибудь места, чтобы хотя с риском можно было забраться на ледник? На наше счастье, такое местечко нашлось и даже не очень далеко от нашей стоянки.

Это была трещина, шириною до сажени, идущая во всю вышину ледника и под острым углом к направлению его. Трещина эта, по-видимому, была уже старая. В течение, может быть, нескольких лет в нее намело много снегу, который почти заполнил ее и вместе со стенами ледника образовал как бы род крутого желоба. Делая топором в этом снегу ступени и забивая в него для опоры гарпун, нам удалось наконец забраться на желанный остров, к которому столько времени стремились и на который забраться уже отчаялись. Кое-как к этому сделанному нами «трапу» мы подтащили наши нарты. С помощью веревок постепенно, вещь за вещью, мы подняли все наше имущество, не исключая каяков и нарт, на 15-саженную стену. Удивительно: только что был поднят наверх последний каяк, как льдина, стоявшая плотно у нашего «трапа» и служившая нам как бы пристанью для выгрузки, лопнула, перевернулась, и лед начало отливом отжимать от острова. Но теперь нам это было безразлично, это нас не касалось. Странное чувство испытывал я, смотря с вышины острова на этот движущийся внизу лед. Еще так недавно мы всецело зависели от него. Он нам даже был как-то близок, благодаря этой зависимости. Мы там, на этой подвижной массе, привыкли за два почти года чувствовать себя как дома, и не страшна нам была эта ледяная пустыня. Несмотря на то что уже два с половиной месяца, как мы покинули «Св. Анну» и своим собственным ходом отошли от нее верст на 300, мы этим льдом были еще связаны с нею. Как она зависела от этого льда, так и мы, лед соединял нас с судном. Но теперь, когда мы были на твердой земле, хотя бы и покрытой ледником, нам сразу чуждым стал этот лед, далеко-далеко уходящий на север, вплоть до «Св. Анны». Мы уже не зависели от него; казалось, что с неудовольствием выпускал он из своих объятий жертвы, и страшной стала нам его таинственная величавая даль. Если раньше мы были связаны этим льдом с покинутым судном, то теперь эта связь лопнула вместе с льдиной, лопнувшей и перевернувшейся у нашего трапа.

У «Св. Анны» была своя дорога, а у нас своя.

Боже мой, какой большой горизонт открывается отсюда, с вышины ледника! Около острова еще видна вода, отдельные льдины окружены каналами и полыньями, но чем дальше, тем меньше было видно воды, терялись торосы и отдельные ропаки, и уже сплошной лед тянулся до горизонта. Там, где-то далеко за горизонтом, нашел себе могилу мой спутник Баев в поисках «ровнушки до самого острова», еще дальше стоит во льдах «Св. Анна» со своими 13 пассажирами…

Сварив наверху ледника последние полфунта бульона и съев по полкружки сухарей, мы отправились на W к мысу, к которому стремились по плавучему льду. Надо было торопиться, так как всей провизии у нас оставалось еще только по полкружки сухарей на человека. Необходимо было найти чего-нибудь съестного, пока мы еще не обессилели от недоедания, а найти можно было только там, на низком черном мыску, куда, мы видели, летели птицы. Ледник же представлял из себя такую же мертвую пустыню, как и луна, на которую он так похож. Мы с Луняевым пошли вперед налегке на лыжах, взяв с собой только одну винтовку и патроны. Шестерым оставшимся я приказал немедленно идти по нашим следам и взять