Дафна стонала от наслаждения, страдала и тихо плакала от счастья. Спартанец никогда раньше не слышал таких сладострастных звуков, не чувствовал такой полной отдачи. Гетера реагировала на малейшее движение мужчины. И Филлес, чувствуя свою силу, вогнал в женщину, которую он так страстно желал, поток животворной жидкости. Впервые в жизни юный спартанец испытал наивысшее наслаждение. Ему нравилось мучить ее, наблюдая за ее реакцией. Филлес был убежден, что ей это тоже нравится.

При этом гетере нужно было только умело имитировать свое состояние, и неотесанный любовник был в ее власти. Медленно, незаметно для Филлеса, Дафна легла на него, поласкала жилистую шею и подбородок спартанца и всунула свой язык между пересохших губ юноши. Это было сделано так быстро и ловко, что Филлесу показалось, что в него вставили меч. Этого момента между шоком и наивысшим наслаждением хватило, чтобы довести его до кондиции. Он еще раз дернулся и потом обмяк, как медуза.

Он долго лежал, ощущая на себе осчастливившее его тело гетеры, не в состоянии даже пошевельнуться. Только когда Дафна оторвалась от его рта, оперлась на руки и посмотрела юноше в глаза, он понял, что гетера победила, что наипрекраснейшее событие в его жизни было для красавицы всего лишь повседневным эпизодом.

Филлес хватал ртом воздух, глубоко дышал, стараясь сохранить в себе как можно больше одуряющего аромата этой женщины. Он был уверен, что в следующее мгновение она оттолкнет его, напомнит, что услуга была оказана за золото, и холодно, с чувством собственного достоинства скажет: «Ну, вот и все, спартанец!» А он теперь был готов отдать все за эту женщину. Даже свою победу на Олимпиаде и все богатства Лаконии!

Медленно, не говоря ни слова, Дафна поднялась. Не прикрывая своей наготы, гетера вышла из комнаты и вскоре вернулась с бронзовой чашей, над которой поднимался аромат мяты и еще каких-то освежающих трав. Она смочила кусок ткани в зеленом отваре и обмыла юношу с головы до ног, ведя себя кротко, как служанка. И только после этого Дафна ласково произнесла:

— Я надеюсь, ты не разочарован…

Разочарован? Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что гетера вовсе не издевается над ним, и ответить.

— Разочарован? — повторил он с тихим вздохом. — Я никогда не ожидал, что это может быть так прекрасно.

— Значит, я научила тебя наслаждаться?

— Воистину так, — ответил Филлес. — Ты дочь Афродиты! Ты богиня!

Дафна весело рассмеялась, стараясь вернуть спартанца с высот Олимпа в реальный мир, и подала ему одежду, валявшуюся на полу.

Филлес выпрямился и медленно натянул через голову хитон.

— Я люблю тебя! — сказал он вдруг. Это прозвучало так непосредственно, беспомощно и наивно, что гетера едва сдержала смех. Приложив указательный палец к губам юноши, Дафна сказала:

— Не говори таких высоких слов, мой Филлес. Страсть помутила твой разум. Ты любишь не меня. Ты желаешь моего тела, моих грудей, моих ног…

— Нет, я люблю тебя! — в отчаянии воскликнул спартанец. — Именно тебя — такую, какая ты есть. Я хотел бы лечь к твоим ногам.

— Не делай этого! — ответила гетера, положив свои руки на плечи юноши. — Ты находишься во власти чувств. Чувств, которые ты купил за золото. Вот и все.

Это ударило спартанца в самое сердце. Он умолял ее. Он говорил, что она его первая любовь, первая женщина. Что он будет предан только ей.

Дафна пыталась сопротивляться уверениям юного атлета.

— О мой Филлес, ты дикий спартанец. Разве ты не приехал ко мне, чтобы получить удовольствие? Разве ты его не получил? Разве я не исполнила твои желания?

— Я получил гораздо больше! — ответил Филлес. — Ты разожгла во мне не просто страсть, яркую, как Плеяды. Ты излучаешь столько теплоты! Я проникся к тебе любовью и доверием. Со мной такого еще никогда не случалось.

— Но ведь в Спарте ты можешь доверять любому, кто смотрит тебе прямо в глаза.

— О Зевс! О чем ты говоришь? В таком государстве, как Спарта, граждане относятся друг к другу с огромным недоверием. Как только кто-то выделяется из общей массы, так сразу за ним начинают наблюдать сотни глаз. Но тебе я верю и хочу доказать, как велико мое доверие к женщине, перед которой я преклоняюсь. Я доверю тебе одну тайну, и это сделает меня твоим послушным рабом.

— Оставь эту тайну при себе, Филлес. Мне до нее нет дела. Потом, возможно, ты будешь жалеть, что открыл ее мне.

— О нет! — возразил спартанец. — Я должен обязательно поведать тебе одну тайну. Слишком тяжела для меня эта ноша.

Дафна с любопытством посмотрела на атлета.

Филлес неуверенно начал:

— Я недостоин того, чтобы удовлетворять свою похоть с самой желанной гетерой Афин. Скорее, я должен был бы делить с моим братом его супругу, как это принято в Спарте…

— Ты заплатил золотом! — перебила его Дафна.

— Да, я заплатил, но эти деньги я получил не по праву.

— Но это же награда за твою победу!

— Да, конечно, это награда за мою победу. Но только… я нечестно победил в Олимпии.

— Что ты такое говоришь? Ведь я же сама видела, как ты победил. И тысячи других людей видели это!

— Я победил не потому, что бежал быстрее. Я сыпнул горсть песка в лицо трахинийцу Эфиальтесу, и он из-за этого споткнулся и упал.

— И трахиниец не заявил протест?

— Заявил. Но ему не поверили, потому что ни один из арбитров ничего не заметил.

Дафна смотрела на мраморный пол и молчала. Она была ошеломлена. Филлес, напротив, почувствовал облегчение и спокойно произнес:

— Теперь ты можешь рассказать об этом элланодикам, чтобы они сбросили меня со скалы.

Некоторое время гетера пребывала в сомнении. Потом, резко мотнув головой, сказала:

— Я буду молчать. Все, что ты сотворил, останется на твоей совести. Ты будешь жить с этим до конца своих дней. Я не могу понять только одного: почему трахиниец так легко смирился с несправедливостью?

Филлес пожал плечами.

— А что он мог сделать? Ему ничего не удалось доказать, и его протест был отклонен. Ненависть Эфиальтеса была велика. По окончании игр, когда меня наградили лавровым венком, он подошел ко мне, сплюнул и заявил, что, как только ему представится возможность, он отомстит мне или всему народу спартанцев.

— Тебе следует быть начеку, — заметила Дафна. — Атлет, у которого нечестно отобрали победу на Олимпийских играх, опасен, как раненый вепрь.

Спартанец кивнул. В тот же миг он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он резко повернулся, приготовившись защищаться, и увидел мужчину мощного телосложения, с каменным выражением на лице. Это был Фемистокл.

— Мне не удалось помешать ему войти! — объяснила служанка и тут же исчезла за дверью. Фемистокл презрительно кивнул в сторону спартанца, будто намекая, чтобы тот исчез. Филлес вопросительно посмотрел на Дафну. Гетера опустила глаза, и атлет все понял. Он вышел не попрощавшись.