а я хмурюсь. — И ты когда-нибудь слышала о расчёске для волос? Знаешь, ее изобрели в 1602 году.

— Во-первых, ты полностью выдумал этот год. Это совсем не точная информация. И ещё, пошёл ты. — Я позволяю Спенсеру протереть очки, а затем забираю их обратно, напяливая на лицо и стараясь не удивляться тому, насколько на самом деле лучше, когда они чистые.

— Даже в этой слишком большой униформе, с причёской «крысиное гнездо» и грязными очками, ты возбудила его. — Черч как ни в чём не бывало указывает на Спенсера, прежде чем взять камень в руку. — У него буквально встал в первую секунду, как он увидел тебя.

— Не правда, — усмехается Спенсер, оглядываясь в поисках кого-нибудь из притаившихся сотрудников, прежде чем закурить косяк. — Вопиющая ложь.

— Тогда встань и дай мне посмотреть, — возражаю я, забирая у него косяк и затягиваясь. В конце концов я начинаю кашлять как сумасшедшая, а Спенсер смеётся надо мной.

— Нуб, — бормочет он, и я прищуриваю глаза.

— Мастер стояка, — парирую я, и Спенсер воет от смеха. Даже близнецы смеются. Рейнджер, кажется, немного напуган камнем, а Черч слишком занят тем, что вертит его в руках с длинными пальцами.

— «Мастер стояка» на самом деле звучит довольно круто. Я запомню это. Для меня это звучит как комплимент. Спасибо, ёршик для унитаза.

Я бросаюсь к нему и оказываюсь у него на коленях, сталкивая сумку с книгами на пол, а затем указывая на выпуклость в его слаксах академического образца.

— Правда выходит наружу, — говорю я, моё лицо всего в трёх дюймах от его. Это слишком сильно, этот его аромат, эта древесная смесь кедра и лотоса, от которой у меня слюнки текут. Возможно, мне придётся спросить, каким одеколоном он пользуется, потому что я обязательно куплю его и обрызгаю им свою подушку.

Я имею в виду, не потому, что его носит Спенсер или что-то в этом роде… Мне просто нравится этот запах.

Да, это всё, дело только в этом.

— Ты действительно хочешь, чтобы правда выплыла наружу? — поддразнивает он, приподнимая тёмную бровь. Соблазнительный изгиб его рта творит со мной всевозможные ужасные вещи, и я дрожу. Однако, когда собираюсь поспешно ретироваться, он хватает меня и удерживает на месте, крепко прижимаясь ртом к моему.

Жар пробегает по мне, и я дрожу. Есть что-то особенное во вкусе губ этого парня…

— О, смотрите, Спенсер стал геем, — говорит проходящий мимо студент, и его друзья хихикают. — Но, серьёзно, чувак, здесь есть парни намного сексуальнее, если ты хочешь попробовать. — Чувак хватает своё барахло, и Спенсер показывает ему фак, хватая меня за затылок, чтобы помешать мне закончить наш поцелуй. Часть меня смущена тем, что меня видят целующейся в губы со Спенсером Харгроувом, а другой половине… нравится это.

— Давай, чувак, — ворчит Тобиас, и мы отстраняемся друг от друга. Наши глаза встречаются, и по мне пробегает дрожь, которая не имеет никакого отношения к погоде. Я оглядываюсь и замечаю, что близнецы наблюдают за нами. Мика ухмыляется, как будто почуял вызов, в то время как Тобиас хмурится.

— Этот символ выглядит таким знакомым, — ворчит Рейнджер, когда Черч делает снимок на телефон и выполняет обратный поиск изображений. Он прищуривает глаза, просматривая фотографии. — Клянусь, я где-то видел его раньше. — Рейнджер поднимает руку и прикладывает пальцы ко лбу, сапфировые глаза наблюдают за лесом сразу за тропинкой.

Мы сидим снаружи на куче больших декоративных камней рядом с указателем, который направляет студентов к главному зданию академии. Можно было бы подумать, что это просто камни, но папа сказал, что ему пришлось одобрить счёт за благоустройство на несколько тысяч долларов, чтобы их доставили.

Мы решили, что с таким же успехом можем ими насладиться.

— У меня ничего не получается, — говорит Черч, уходя со страницы, на которой он находится, и вводя описание символа в поисковую систему. W-образная руна — это то, что он набирает. Неплохо. По-моему, это немного похоже на трезубец. — Это немного похоже на греческую букву пси или, может быть, даже на древнескандинавскую руну альгиз.

Я поднимаюсь с колен Спенсера и оставляю его, э-э, стояк, чтобы разобраться с ним позже.

Он смотрит мне вслед, а затем откусывает кусочек зелёного яблока, не сводя с меня глаз, пока я снова сажусь на свой камень. Я всё ещё с трудом могу поверить, что он вернулся, что он жив. Что мы встречаемся, всё вроде официально. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы по-настоящему вникнуть.

— Хорошо, но если это и то, и другое, то какой в этом смысл? — спрашивает Спенсер, делая паузу, чтобы откусить ещё кусочек яблока. — Греческая буква? Скандинавская руна? Какое, чёрт возьми, всё это имеет отношение к Дженике, или Чаку, или Юджину, если уж на то пошло?

— Может быть, это ничего не значит? — отвечает Мика, забирая камень обратно и изучая его. — Может быть, мы придаём этому слишком большое значение? Очевидно, какие-то старые придурки с деньгами не хотели, чтобы Дженика ходила в школу для их драгоценных мальчиков, и то же самое с Шарлоттой. — Он собирается бросить камень, но Рейнджер останавливает его, хватая за запястье и забирая камень обратно.

— Я уже видел его раньше. Не помню, где именно, но дайте мне немного времени, и я разберусь с этим. — Он встаёт, эта крупная смуглая фигура с коротко подстриженными чёрными волосами и самыми пронзительными голубыми глазами, которые я когда-либо видела, а затем поворачивается с таким серьёзным выражением лица, что я почти отшатываюсь. — А теперь вставайте. Завтра мы готовим «Запечённую Аляску» для поминовения Юджина (прим. — «Запечённая Аляска» (англ. Baked Alaska) — десерт, мороженое на бисквитной подложке, покрытое взбитыми яичными белками, зарумяненными в духовке).

Рейнджер поворачивается и уходит в сторону академии, а остальные обмениваются взглядами.

— Он же не собирается раздеваться и надевать один из своих пушистых фартуков, не так ли? — спрашиваю я, и Мика ухмыляется.

— Он мог бы. А что? Ты захотела посмотреть?

Спенсер издаёт насмешливый звук себе под нос, когда я встаю и, зевая, вытягиваю руки над головой. Когда он поднимается на ноги, возвышаясь надо мной с улыбкой, я чувствую, как моё сердце начинает бешено колотиться. Его бирюзовые глаза сверкают, когда он наклоняется ближе и прижимается щекой к моей, касаясь губами моего уха.

— Давай потусуемся вместе, только ты и я. Ну, знаешь, после Кулинарного клуба.

— Спенсер, — начинаю я, но тут близнецы хватают его за руки и тащат вниз по тропинке. Я прикусываю нижнюю губу, думая о том, что Тобиас сказал мне в шкафу той ночью.

«Я