Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мод и не думала спорить. Кажется, влипли, причем на этот раз все вместе.
Красавчик ошибся – до нужного места добрались всего за три часа. Возле Вандома перемахнули тихую Луару и поехали прямиком по проселкам. Точка на карте именовалась Шато-ля-Рокс. Вдоль дороги всяческих «шато» насчитали с полдюжины, сплошь деревеньки с домами под желтой черепицей. Однако на этот раз название не обмануло – замок. Серые стены, башня-донжон, издали похожая на заточенный карандаш, а вокруг – огромный парк, окруженный еще одной стеной. За ней тоже росли деревья, однако не столь густо.
Меж двух башенок-свечек красовались литые узорные ворота. Там и высадили красавчика Армана. Тот, переговорив с привратником, пригласил всех в замок, но Жорж Бонис, встопорщив усы, заявил, что дальше – только под конвоем. Мод с ним тут же согласилась. Сошлись на том, что «Вспышка» и ее экипаж разместятся в парке, но за оградой. Черноволосый поглядел на часы – и был таков.
Разместились, сварили кофе, выкурили по сигарете. Тут и пожаловал ливрейный.
«Ее сиятельство графиня!»
Мод покосилась на лакея. Стоит, даже не моргает! Взяла усача под руку, отвела в сторону.
– И что теперь?
Бонис на краткий миг задумался и внезапно хмыкнул:
– Ничего страшного, мадемуазель. Графини – они все придурочные, не в нашем мире живут. Мой вам совет: на всё отвечайте одним словом – «мадам». Только интонируйте, чтобы к месту пришлось…
– Мадам, – неуверенно проговорила девушка, пробуя голос. – Мадам? Мадам!
– О-ля-ля, вот и она!
…Инвалидное кресло, позади – два дюжих лакея при полном параде, в кресле же – маленькая сухая старушонка в темном платье и большом белом чепце. Мод, решив ничему не удивляться, шагнула навстречу.
– Если вам сказали, что мне девяносто два года, то это полная клевета! – бодрым голосом возвестила ее сиятельство прямо с кресла. – Мне только-только исполнилось восемьдесят семь!
Соскочив на землю, взяла у одного из лакеев тяжелую клюку, затем махнула рукой, отгоняя ливрейных, и внимательно взглянула на гостей:
– Рада приветствовать вас в моем замке! Поскольку все мы здесь инкогнито, обращайтесь без титулов: «бабушка Жермен». У меня восемь имен, это – третье.
– Мадам! – дружным хором выдохнули инкогнито.
– Когда я узнала, что гостей посмели не пригласить в замок, то хотела приказать всех высечь. Какой позор! Наши гости – и за воротами! Но мальчики мне объяснили, что это политика и государственная тайна. Ах, политика – самое скучное, что есть в мире! Вы знаете, кто мне это впервые сказал?
– Мадам?
– Его императорское величество Наполеон III в своем дворце Фонтенбло на большом новогоднем балу. Он был, конечно, грубоват, не слишком воспитан, но по-своему обаятелен, настоящий шармер. Сейчас таких мужчин уже нет!
– Мадам!
Бабушка Жермен, нахмурившись, погрозила худым костлявым пальцем.
– Детки-и-и! Я вовсе не выжила из ума. Я прекрасно вижу, что вы – определенно из санкюлотов, но вы приехали сюда вместе с моим правнуком, он вам полностью доверяет, значит, вам доверяю и я…
– Арман – ваш правнук? – не удержалась Мод.
Графиня, что-то подсчитав в уме, задумалась.
– Пожалуй… Пожалуй, троюродный. Но разве это имеет значение? Он очень хороший мальчик – и очень храбрый.
– А остальные мальчики? – осторожно поинтересовался усач.
Клюка ударила в землю.
– Вот так бы всех этих остальных! Мой батюшка погиб в Севастополе, повел своих зуавов прямо на русские пушки. Три атаки подряд, в четвертой его убили, картечь в сердце. Иногда надо просто помнить о долге – и о том, чья кровь в твоих жилах!..
Вздохнула, присела обратно в кресло.
– Но мне, к сожалению, уже девяносто два… То есть, конечно, восемьдесят семь, но меня все равно выставили за двери… Мы все тут инкогнито, но вас, молодой человек, кажется, зовут Жорж? Какое совпадение! Так звали моего третьего… Нет-нет, конечно же четвертого мужа. Жорж, мне не трудно вызвать сюда наш оркестр, но, может быть, вы сыграете что-нибудь этакое санкюлотское? Как раз под настроение!
Усач неуверенно покосился на гитару.
– А я вам за это расскажу о Парижской Коммуне. Я была заложницей, меня арестовал лично Рауль Риго, красный прокурор, я получила благословение от самого Жоржа Дарбуа, архиепископа парижского, перед тем как его повели на расстрел. Я до сих пор слышу эти выстрелы! Вы думаете, ваши песни меня испугают?
Жорж Бонис взглянул исподлобья, мрачно, истинно по-санкюлотски:
– А вот сейчас и узнаем… мадам!
6
– Па-а-а-адъем! Па-а-а-адъем…
«Тараканы беременные», – вздохнул Лонжа, открывая глаза. Свет уже включили, желтая лампочка – почти над самыми нарами.
– …Та-ра-ка-ны беременные!.. Бегом! Бегом!..
Не бегом – быстрым шагом, как в атаке, – гуськом, утыкаясь в бритый затылок того, кто успел раньше. Отхожее, умывальник, серые влажные стены, ржавая раковина. Зеркала нет, последний раз Лонжа смотрелся в него в поезде, за час до ареста…
– Бего-о-ом!
Тонкий, сквозь пальцы проскользнет, бутерброд с маргарином, пара глотков горячей бурды. Головной убор надеть, поправить…
– Выходи стро-о-оиться! Быстро, быстро. Шевелись, schweinehunden!
Одно хорошо, сегодня «аппеля» не будет. Герр комендант не изволил проснуться.
– Ста-а-ановись!
Еще один день, еще один круг, без просвета, без тени надежды. Барак, стройка, короткий отдых и снова работа до темноты. И хорошо если так, без вызовов к начальству и внеочередных построений. Колесо катится, катится, катится…
– Ма-а-арш!..
Ботинки без шнурков, серая истоптанная земля. Дожди прошли, день обещает быть жарким, ночь – душной.
– Лонжа, у тебя вчерашний окурок остался? Ты же у нас только в компании дымишь.
…Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; там нет надежды на смягченье мук или на миг, овеянный покоем.
* * *
Мотоцикл нагнал колонну уже у самой стройки. Затормозил, сделав крутой вираж, зарычал мотором. К приехавшему подошел старшой, выслушал, махнул длинной рукой.
– Стой! Стой, говорю!.. В колонну по одному. Староста, перекличка! Скорее, скорее!..
Кто-то негромко присвистнул. Старшой дернулся, как от удара током.
– Пре-кра-тить! Если хоть одного негодяя не будет на месте…
Пока перестраивались, пока староста доставал список, Лонжа успел переглянуться с соседями.
– Комендант не с той ноги встал, – решил один. Другой, чуть подумав, возразил: