— Окна. Всего лишь цветные окна.

Вернулся в гостиницу. Миссис Бейли, которая выглядела необычно хрупкой, того и гляди сломается, копалась в бумагах. Хотя мне хотелось пойти к себе, побыть одному, обижаясь на весь мир, я остановился и спросил:

— Все в порядке, миссис Бейли?

Она подняла голову, и мне больно было видеть, как просвечивает сквозь редкие волосы кожа ее головы. Меня это так огорчало. Я также заметил многочисленные «печеночные» пятна на ее руках и подумал: «Сколько же ей может быть лет?» Кто-то пытался сделать ей перманент, но только все испортил. Создавалось впечатление, что на полпути они решили все бросить, придя к выводу: «А пошло оно, все равно руины».

Так оно и было.

Она ответила:

— Я не хочу утруждать вас, мистер Тейлор, особенно после вашей тяжелой утраты.

Мне хотелось согласиться и улизнуть в свою комнату, но я остался и предложил:

— Давайте я куплю для вас виски, большую теплую порцию виски с гвоздикой, сахаром и… черт возьми, всем, что полагается.

На мгновение на ее лице появилась улыбка юной девушки, почти кокетливая, и я осознал, как много эта старая женщина для меня значит. Конечно, смерть матери сделала меня уязвимым, но миссис Бейли никогда меня не предавала, в какое бы дерьмо я ни вляпывался. Каждый раз, когда я бросал пить, употреблять наркотики, а потом снова брался за старое, она не судила меня. Всегда держала для меня комнату. Когда я смывался в Лондон, в Хидден Вэлли, и возвращался, буквально еле волоча ноги, она принимала меня.

Вот такие дела.

Миссис Бейли показала на бумаги:

— А кто присмотрит за конторкой?

Я заметил:

— Если повезет, их сопрут.

Она не устояла.

Вышла из-за конторки и, это надо же, взяла меня под руку. Никто не берет вас под руку так, как женщина из Голуэя. Я почувствовал себя… галантным? Как часто сейчас можно услышать это слово? Я двинулся к двери, но миссис Бейли запротестовала:

— Нет, нет, я больше не выхожу.

— Что?

— Слишком опасно.

С этим трудно было спорить, снаружи действительно вам грозила смертельная опасность, моя хромота тому доказательство.

— И вообще, если мне предлагают выпить, я предпочитаю сама себя обслужить.

Хоть я и прожил в этой гостинице очень долго, сомневаюсь, что я когда-нибудь бывал в местном баре. Руководствовался принципом «не гадь у своих дверей». Но бар мне понравился, я такие заведения люблю: темный, дымный, старый, обжитой. Здесь серьезно пили серьезные пьяницы. Вы так и чувствовали волны, которые шептали:

— Хочешь повыпендриваться, катись отсюда.

Здесь вы получите свою пинту пива и стаканчик виски, и если вам требуется что-то еще, то вы явно пришли не туда.

Пока могила была открыта,

женщины расселись среди плоских

надгробий в обрамлении раннего

папоротника и начали причитать

и рыдать, оплакивая покойного.

Каждая женщина, чья очередь

подходила причитать, казалось,

впадала в глубокий печальный экстаз,

раскачивалась вперед и назад

и клонилась лбом к камню перед собой,

взывая к покойному и прерывая свои

причитания рыданиями.

Дж. М. Синг.

«Эренские острова»

Бар никто не обслуживал. В ирландских барах вы можете встретить самые странные вещи, но только не бар без бармена. Я вопросительно взглянул на миссис Бейли, и она пояснила:

— Я все сделаю сама.

Мне пришлось спросить:

— Разве в баре никто не работает?

Она глубоко вздохнула:

— Был у нас парень, но он больше обслуживал себя, своего самого любимого клиента. Народу обычно не очень много, так что я сама справляюсь.

Я провел миссис Бейли к столику, усадил, поклонился и произнес:

— Что мадам предпочитает?

Ей это явно понравилось, и она ответила:

— Что-нибудь сладкое.

Я взглянул на пыльные, но недурно укомплектованные полки. Сказал:

— Могу я предложить вам бокал шерри?

Миссис Бейли покачала головой:

— Это питье для старух. А я на минутку не хочу быть старой.

И кто бросит в нее камень? Я спросил:

— Creme de menthe?

Она хлопнула в ладоши:

— Превосходно.

Я зашел за стойку и застыл как вкопанный: алкоголик перед расстрельным взводом. Все несущие смерть ребятки были там, прицелы наведены: «Джеймсон», «Падди», «Блэк Буш». За одно мгновение я мог налить себе двойную порцию — и с копыт долой. Я взглянул на миссис Бейли. Она не следила за мной. Из стопки газет на столе она выбрала «Голуэй Эдвенчюрер» и листала ее. Я налил ей большой бокал, себе взял шипучку и оставил двадцать евро в кассе. Сегодня никакой бесплатной выпивки. Вернулся к столику и сел напротив миссис Бейли, поднял стакан, и мы чокнулись. Я сказал:

— Slainte amach.[5]

— Leat fein.[6]

Она деликатно отпила и заметила:

— Прекрасная вещь.

Мы с удовольствием немного помолчали, чувствуя себя вполне комфортно, потом я поинтересовался:

— Что вас беспокоит, миссис Бейли?

Она сложила руки на коленях и призналась:

— Они пытаются меня выжить. Эти строители, кредиторы, вся шайка-лейка. Я тону и боюсь, что все же придется «Бейли» продать.

Еще одно заведение в Голуэе, тонущее под наступлением прогресса. Все приличное, красивое, и да… старое должно быть уничтожено. Миссис Бейли спросила:

— Вы знаете, что они собираются срубить деревья на Эйр-сквер?

— Что?

— Говорят, они их заменят.

Она издала странный звук, будто ее душили, и добавила:

— Я этого не понимаю. Вы рубите здоровые деревья и заменяете их другими?

Старая женщина на мгновение потеряла дар речи, потом взорвалась:

— Это кощунство!

Я уловил запах creme de menthe. Разумеется, напиток сладкий, но в основе его крепкий алкоголь. У меня возникло непреодолимое желание перепрыгнуть через стойку, подставить рот под дуло и сосать до судного дня. Я вздрогнул, а миссис Бейли положила свою руку поверх моей руки, легко так, и проговорила: