– Вы крепкий человек, – проронил он. Я отмахнулся:

– Вы ж ничего, кроме вина, еще не знаете… Счастливые, у вас еще не было Менделеева с его самым гениальным открытием, я имею в виду водку, да и про коньяк знаете только, что есть такой мелкий городишко…

Я говорил, преодолевая головокружение. Лицо Миртуса деформируется, глаза то прячутся, как у орка, то вылезают наружу, словно рачьи. Меня погрузило в уже знакомый мир причудливых запахов и красок, ароматы стали интенсивнее, мощнее, появились новые оттенки, мир покачнулся…

Я поспешно ухватился за стол.

– Ваша светлость, – донесся встревоженный голос Миртуса. – Как вы?

– Хреново, – буркнул я.

– Потерпите, – посоветовал он жалким голосом. – Скоро пройдет…

– Совсем?

– Нет, но… можно будет терпеть.

– Оставайся здесь, – велел я, – а я иду на большую охоту. Бобик!.. Бобик!

В цветную меняющуюся вселенную ворвался блестящий вихрь, похожий на бешено двигающийся огромный ком ртути. Потом Бобик превратился в жуткое чудовище, похожее на выплавленного из темного стекла медведя. Я тупо всматривался, не понимая, почему черный, как украинская ночь в новолуние, Пес светится, почему от него не привычные запахи пота, кожи, шерсти, загнивающего мяса в зубах, а серебристый свет с радужной каемкой, каким бывает вокруг луны гало, что раньше толковалось, как предвестник войны, потом – к изменению погоды, а теперь вот снова к войне, мору, вторжению троллей…

– Ладно, – сказал я, осторожно вылезая из-за стола, – время не ждет. Бобик, сидеть!

Серебристое чудовище подняло голову, глаза как блюдца. Я осторожно погладил по огромной башке, странное чувство, когда под пальцами привычная шерсть, а вижу совсем другое. Комната качнулась, как корабль на волнах, но я удержал ее на месте и пошел к двери.

Шпион уверен в своих силах, потому будет поблизости. Местных магов опасается, но, похоже, не слишком. Значит, не придется слишком долго искать, а то зелье слишком забористое, в моем серединном Миртус стал бы королем наркобаронов…

В коридоре я напустил на себя задумчивый вид. Бобик вышколенно идет рядом, я спустился по лестнице, заглянул в кладовки. Везде цветные струи запахов, все знакомое, по каждой скажу не только где чья, но кто в каком настроении, в какой форме, здоров или нет.

Когда начал уже уставать, среди ярких и насыщенных цветных струй увидел прижавшуюся к полу бледно-фиолетовую с кисловатым оттенком и шероховатую. Бобик тоже повел в ее сторону носом. Я остановился, он посмотрел на меня с вопросом в умных глазах.

– Эх ты, – сказал я, – что ж не сказал раньше?

Он ответил укоризненным взглядом, что нужно было спрашивать правильно, а то теперь легко умничать. Я виновато развел руками.

– Ты прав, прав… Но теперь ищи! Именно этого гада ищи!

Вообще-то можно теперь и без него, но струя слишком уж жмется к полу, в то время как все остальные медленно рассеиваются во всем пространстве, от стены и до стены, от пола и до потолка. Кроме того, действие зелья уже ослабевает.

Бобик посмотрел вопросительно, понюхал еще, я видел, как его раздувшиеся ноздри потянули к себе струю. Она красиво и томно изогнулась, словно работающая при дорогой гостинице шлюха, поплыла послушно и обещающе. Ноздри начали поглощать ее, как мощные турбины с метровыми лопастями. Бобик чихнул, я сказал, что на здоровье, все путем, он посмотрел обиженно, мол, сам нюхай такое, у него обоняние в сто тысяч раз более тонкое и нежное.

– Ну что? – спросил я. – Проанатомировал? Вместо ответа он повернулся и побежал к выходу. Я бросился за ним, крича, чтоб помедленнее, мне дожить бы…

Струя не прерываясь плыла над полом. В тихих местах, где нет движения воздуха, даже сохраняла очертания человеческой фигуры, состоящей из запахов. Волосы и лицо пахнут бархатно-оранжево, корпус – кисловато-коричнево, а ноги так вообще едко-зеленым, что и понятно: после долгой дороги шпион приступил сразу к заданию, минуя ванну.

На лестнице попался барон Альбрехт, глаза удивленные, я махнул рукой, объяснять некогда, а когда взбежали на последний этаж, услышал за спиной грохот его сапог.

Бобик бросился к двери на смотровую башню. Я несся следом, как по той самой трубе, что есть ли жизнь после смерти. Чувство иррациональности охватило с такой силой, словно уже не то что бегу по планете Сириуса, а вообще я в другом измерении и с другими фундаментальными законами.

Светящееся чудовище выметнулось на лестницу. Я прыгал по цветным ступенькам, испещренным кисло-сладкими и шероховато-острыми следами, но теперь замечаю все более четкие отпечатки, что резко разнятся от остальных.

Бобик исчез на минуту за поворотом, а когда я оказался на последнем витке, он выметнулся на верхнюю площадку. Я, задыхаясь, выскочил следом. В лицо словно плеснули жидким гелием: чувствительное к холоду лицо сразу застыло коркой, морозный воздух моментально сжег трахею.

У края парапета черная тень, смутно напоминающая человеческую, только в полтора раза крупнее. Святящийся Бобик ринулся к ней. Я выхватил меч сразу же на последней ступеньке.

– Сдавайся!.. – прохрипел я промороженным ртом. – Или умрешь!

Тень сдвинулась в сторону, я понял, что неизвестный рассматривал в щель между зубцами народ во дворе. Бобик остановился перед ним, темная фигура задвигалась, я со страхом ощутил, что маг творит заклинание.

– Замри!.. – заорал я, разрывая связки. – Или умрешь! Продолжая угрожать мечом, я левой рукой сдернул с пояса молот и метнул в темную фигуру. Бобик повернул голову, следя за моими руками, хлопки рукоятью по воздуху, чмокающий удар, болезненный вскрик и – сухой треск.

На площадку посыпались осколки темного льда. Фигуру отшвырнуло к каменному зубцу, тот выдержал смягченный удар, а человек сполз на пол. Окружающая тьма исчезла, теперь неизвестный ничем не отличался от тех, кого я вижу в замке. Я поспешно вернул себе прежнее примитивное, зато привычное зрение, ускоренная регенерация сращивает порванные сосуды в горле, жжет, словно поел столовой ложкой васаби.

Человек много мельче, чем выглядел в темном доспехе колдовской тьмы, но, странно и пугающе, остался жив после чудовищного удара молотом. Я похолодел, когда он начал медленно подниматься на ноги.

– Застынь! – проревел я люто. Молот ударил рукоятью по ладони, я тут же поспешно швырнул снова. – Или умри!

Молот, способный разнести одним ударом скалу, ударил с прежней силой. Я слышал, как маг вскрикнул от боли, мой обостренный слух уловил треск костей, но чужак все еще поднимал руки и пытался что-то начертить в воздухе.

Я поймал молот, подбежал. Бобик смотрел на меня с вопросом, я сказал громко:

– Это Пес Ада! Он разорвет на клочья, если шевельнешь хоть пальцем! Замри!

Острие меча Арианта уперлось магу в горло. Он застыл, скосив глаза на дивное лезвие, по его белому от сдерживаемой боли лицу я понял, что он знает, что это за меч. Глаза страдальческие, изо рта вытекает темно-красная струйка. Дыхание вырывается из груди с хрипами и хлюпаньем. Я перехватил взгляд, полный ужаса и недоумения.