— Мне тоже не будет мешать, если эти карты будут использоваться только для игры, — обычно такой дружелюбный, тон Фальконе с этими словами стал жестче. — Эту карту я нашел сегодня во рту мертвого причетника, как и точно такую же три недели назад между губ мертвой августинки из Отеля-Дьё. Ей тоже перерезали горло.

— Помоги ей, Боже и Святой Августин, — сказал Марго, подняла глаза на небо и разыграла сочувствие.

— Случившееся напомнило мне о кокийярах, — непоколебимо продолжал Фальконе. — Тогда это была раковина, теперь же — десятка.

Марго непринужденно улыбнулась и обнажила неполный ряд гнилых зубных пней:

— Времена меняются, но люди остаются теми же.

— И кокийяры — тоже?

— «Братья раковины» больше не существуют, господин лейтенант. Многие из ваших прилежных коллег давно уничтожили банду.

— Возможно, рука закона покарала не всех.

— Откуда мне знать?

— У толстухи Марго «братья раковины» были как у себя дома! — открыл козыри Фальконе. — И здесь проживал Франсуа Вийон, величаемый многими королем кокийяров.

— Зачем вы откапываете трупы, которые давно превратились в тлен? — Марго говорила насмешливым тоном, но я думал, что заметил, как ожесточились мясистые черты ее лица.

Фальконе изучающим взглядом посмотрел на нее:

— Я не знал, что труп Вийона был найден. Просветите меня толком и скажите, когда и где ваш любовник испустил последний вздох? С этой новостью я мог бы предстать перед прево во всей красе.

— Вы же знаете сами, что о Вийоне нет уже лет двадцать ни слова, ни духа Многие говорят, он тогда сдох, выплюнул свои легкие из тела. Последние годы парень страдал от легких. Скитания по холодным лесам, долгое время в темнице, все это не пошло ему на пользу, нет.

Марго отрезала ножом Фальконе кусок жаркого и с чавканьем жевала его, внешне совершенно забыв обо всем, даже о Вийоне.

— Его смерть не доказана, — сказал Фальконе поучительным тоном. — Двадцать лет назад Вийон покинул Париж, после того как он чудом избежал виселицы после своих детских проделок и сослан на десять лет в ссылку. Его следы с тех пор пропали, тут вы правы, Марго. Но о том, как он неоднократно возрождался из пепла, рассказывают с тех пор во всех направлениях самые дикие слухи. Я не могу представить себе, что они не дошли до ваших ушей.

— Я слышу столько сплетен, что уже давно не могу запоминать все, — Марго выковыряла мясную прожилку из черных зубов и проглотила ее. — Что за слухи вы имеете в виду?

— То, что он примкнул к труппе балагана во Фландрии и играл в мистериях Иуду Искариота и апостола Павла. Две роли, которые имеют так много общего. Один предает Иисуса, другой себя самого, — Фальконе сделал глоток и добавил:

— Другие слухи говорят, что Вийон нанялся на службу к султану Ибрагиму Али визирем. Или якобы он уединился в монастыре тайного братства.

Марго проглотила вслед за жарким толстый кусок сыра, который теперь перемалывали ее челюсти. Я думал, что заметил, как при последних словах Фальконе она замерла на секунду. Но это была ошибка; она опять уже жевала и спрашивала как бы между прочим:

— Разве король Людовик не издал общую амнистию в шестьдесят седьмом, спустя четыре года после ссылки Вийона, чтобы снова наполнить людьми обескровленный город после черной смерти? Разве такой человек, как Вийон, чьим миром были улицы Парижа, не вернулся бы тут же, если бы он был жив?

— Возможно, его мир стал другим. Возможно, у него есть причины не возвращаться, — Фальконе наклонился, сокол подкарауливал свою добычу. — Возможно, он уже давно в Париже, но затаился.

— Глупости! — Марго засмеялась с такой отдачей, что пара кусочков сыра пролетела возле моих ушей. — После амнистии ему нечего бояться.

— Не солдат короля. Но такой человек как Вийон должен явно иметь много врагов.

Я чувствовал себя совершенно лишним при всем этом разговоре и злился по этому поводу. Фальконе и Марго спорили о человеке, о котором я ничего не знал, кроме того, что он был сочинителем песен — явно тем, кто был склонен больше к сточным канавам, нежели столам прекрасного общества, и чьи песни распевались не при большой публике, но во всех тавернах Франции.

— Почему так много шума вокруг этого парня? — пробормотал я.

Марго бросила на меня строгий взгляд:

— Никто не сочинял такие песни как он — ни до, ни после. Это песни людей здесь, — и снова она обняла весь кабак. — Не фальшивый миннезанг высоких господ и благородных дам. Песни сутенеров и проституток, о вине и опьянении — и о кокийярах, — при этих последних словах она посмотрела на Фальконе.

— Так он писал о том, что знал, — сказал угрюмо я. Фальконе заметил:

— Что можно учесть в оправдание малого числа поэтов и потому должно тем более цениться у Вийона.

— Но он был большим ученым, магистром в Сорбонне, — горячилась Марго, которая не на шутку разошлась.

— Магистр и мастер ножа, как я уже сказал, — Фальконе откусил сыр. — Человек со многими занятиями, многими именами и, если верить слухам, многими жизнями.

— Почему так много имен? — поинтересовался я.

— Свое настоящее имя знает, пожалуй, вообще только он сам. В актах Сорбонны мы найдем его как Франсуа Монкорбье, Франсуа-С-Холма-Виселицы — явно судьбоносное имя! Позже он выступал, как Франсуа де Ложе, но и назывался еще Мишель Мутон. Этот список я могу продолжать еще долго, но даже наша роскошная Марго потом посмеется тайком, как мало известно в Шатле.

— Я никогда не смеюсь над стражей, — возразила Марго. Фальконе отмахнулся:

— Никогда, если стража рядом.

— А Вийон? — спросил я. — Почему его так зовут, если у него много имен?

— Не знают, за кем была замужем его мать, когда он родился, — ответил лейтенант. — Если она была замужем. Она нашла покровителя для маленького Франсуа, уважаемого опекуна, который дал ребенку свое доброе имя, даже если этим не воспользовались. Гийом де Вийон был капелланом в церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне, напротив Сорбонны, и, должно быть, имел, как верят одному из слухов, естественное право дать свое имя маленькому Франсуа. Теперь, возможно, Вийон унаследовал противоречивую душу этого набожного человека.

— Что вы там говорите так напыщенно? — спросила Марго между двумя глотками вина из кувшина.

— Гийом де Вийон был капелланом, но способствовал жизни, по возможности больше чем своей вере. Из-за распространения своего ошибочного учения его лишили поста, — Фальконе игриво поднес палец ко рту и продолжил шепотом:

— Точно ничего не известно, но он явно водился с еретиками.

Марго разразилась хохотом, поперхнулась и прыснула через весь стол, так что красный винный дождь пролился на Фальконе и меня:

— Лейтенант, вы стражник или сплетница? Клянусь душой моей давно убиенной матери, я еще никогда не слышала так много болтовни за один вечер!