Здесь в разговор вмешался молодой человек и сказал, что он, конечно, уважает материнские чувства, но они – террористы, и вся их деятельность ведется с подрывной целью. Вспыхнул страшный скандал. Как раз в этот момент вошел Джемаль.

Сехер кричала на молодого парня:

– Что вы за человек? Сотни молодых ребят умирают, а вы и пальцем не пошевелите, да еще и говорите матери, что ее сын – террорист! Какое вы имеете право?!

Парень тоже не оставался в долгу:

– Твой брат задержан по антитеррористическому закону, не так ли? Что тут еще говорить!

– Мой брат не связан с терроризмом! Никакого отношения к этому не имеет.

– Но арестован по закону о борьбе с терроризмом, да? Что? Разве не так? Давай-ка говори!

Парень был из вспыльчивых и задиристых. Сидящая рядом жена тщетно пыталась успокоить его.

Сехер сказала:

– Мой брат всего лишь состоял в студенческом союзе, изучал книги! У него не было никакой связи с терроризмом.

– Однако этот закон преследует террористов!

– Так называемый закон о борьбе с террором на самом деле – несправедливость, по его букве было арестовано десять тысяч человек! Из них девять тысяч – школьники и студенты, мальчишки, которые писали надписи на стенах, читали книжки, организовывали студенческие союзы. У тебя вообще, что ли, нет к ним сострадания?!

Сехер уже перешла на высокие тона, и мать, приговаривающая: «Не связывайся, ради бога, не связывайся!», никак не могла ее успокоить.

Отец смотрел вокруг печальным взглядом, попыхивал из-под усов трубкой с табаком и не встревал в разговор ни словом.

– Студенты! – выкрикнул парень так, словно разговаривал не с теми, кто сидел напротив, а сам с собой или со своей женой на их кухне. – Знаю я, что это за студенты…

Сехер снова взорвалась:

– Да откуда ты знаешь? Ты же никогда не встречался с моим братом!

– Даже если и не с твоим братом, так с его товарищами я достаточно сталкивался. Знаю, что это за фрукты!

Мать снова попыталась закрыть рот Сехер, она поняла, что человек напротив – чиновник или полицейский, а может, сотрудник спецлужб или каких-либо спецподразделений, и испугалась возможных последствий.

Но глаза Сехер горели, она была возмущена тем, что этот человек смеет нападать на ее брата-студента, которому вскоре было суждено умереть.

Сехер повернулась к Джемалю:

– Ты военный, братишка? Вот скажи, такая вот несправедливость разве допустима? Разве можно так оскорблять мать, сердце которой разрывается от горя? Мой брат – чистый ангел. Какой он террорист?! В жизни своей оружия в руках не держал, даже не видел его…

Джемаль не знал, что сказать. Ситуация его смущала, лучше было не вмешиваться в разговор.

Сидящий рядом молодой человек спросил:

– Где ты служил, брат?

Джемаль ответил.

– Во многих боях побывал?

Джемаль качнул головой.

Человек протянул руку Джемалю:

– Меня зовут Экрем. Я сотрудник отдела по чрезвычайным ситуациям. А это моя жена Сюхейла.

Он замолчал. Сидящая рядом с Джемалем девушка ожидала продолжения знакомства, однако у Джемаля не было никакой охоты общаться с кем бы то ни было.

Через какое-то время спор поутих, все погрузились в свои мысли. Не было слышно ничего, кроме стука колес…

Невероятное пришло оттуда, откуда его совсем не ждали.

Пожилой человек, отец «террориста», не произнесший ни слова за весь спор, встал и плюнул в лицо Экрему.

Плевок прилетел в тот момент, когда Экрем совсем не ждал, и от этого он словно взбесился. Он вскочил на ноги, схватил мужчину за ворот, казалось, он вот-вот выхватит пистолет! Однако пожилой мужчина нисколько не испугался и лишь улыбался. Это была какая-то мечтательная улыбка.

Пожилая женщина сказала испуганно:

– Простите, пожалуйста, моего мужа, господин чиновник. Он больной! Со справкой! Он не знает, что делает.

Она достала из сумки заключение врача и протянула его Экрему.

Тот замешкался, не зная, что делать. Он был сильный и мог одним движением сломать этого улыбающегося, похожего на живой труп, больного старика. Наверное, лучше всего было бы подчиниться своей жене, которая тянула Экрема за рукав, причитая:

– Опомнись, человек не в себе!

Джемаль услышал, как она прошептала на ухо мужу:

– Это же юродивый. Не связывайся!

Экрем нервно распахнул дверь и вышел в коридор.

Мерьем ничего не понимала в споре, однако внимательно следила за развитием событий. Она заметила, что на лице Сехер появилась удивительная улыбка. Даже мать улыбалась. Старик взял реванш за всех них.

– А еще чиновник, подлец! Получает зарплату с наших налогов, – процедила Сехер сквозь зубы.

Жена Экрема сказала:

– Молчи, сестра! Даже мне трудно остановить этого человека. Потом обо всем сильно пожалеете.

А на вопрос Сехер: «И что он нам сделает?» таинственно добавила:

– Я предупредила! Будьте осторожны!

Через какое-то время Экрем вернулся в купе, с ним был кондуктор. Экрем показал в сторону Сехер и сказал кондуктору:

– Вот, здесь можем положить. Несчастная женщина лежит на полу. Очень больна. Может умереть! А эти места предназначены для инвалидов, раненых, больных и беременных.

Речь шла о женщине, лежавшей в тамбуре. Муж женщины тоже с любопытством заглядывал внутрь купе.

Кондуктор сказал:

– Господин верно говорит. Давайте будем человечны, возьмем женщину сюда.

Сехер со злостью спросила:

– Почему не на место напротив, а на мое?

Экрем ответил:

– Потому что моя жена тоже нездорова, ей плохо. Вы сейчас уступите, а когда моей супруге полегчает, поменяемся.

И улыбнулся.

Пожилая женщина поднялась со вздохом:

– Пойдем, дочка!

Взяв чемоданы, они вышли в коридор. Больную принесли и положили на покрытую зеленым кожзаменителем скамью.

Этой женщине из Анатолии, пожалуй, еще не было и тридцати. Голова ее была укутана платком. По лицу было видно, что она очень страдает от боли. Двое детей и муж пристроились у нее в ногах.

Муж сказал Экрему:

– Да благословит вас Аллах, пусть он даст вам всем, чего вы только пожелаете.

Однако мысли Экрема были заняты другим. Он сказал Джемалю:

– Ты не смотри, приятель, что все так произошло. С этой семьей не все так просто. Они – красные коммунисты. Они здесь, перед нами, вроде полноценные турки. Но чуть что – начинают говорить с позиций курдов, алевитов, левых, коммунистов…