— Ну-ка, посмотрим: он вернется не позже чем черездвадцать минут, — сказал мистер Браунлоу, вынимая часы и кладя их настол. — К тому времени стемнеет.

— О! Вы всерьез думаете, что он вернется? —осведомился мистер Гримуиг.

— А вы этого не думаете? — с улыбкой спросилмистер Браунлоу.

В тот момент дух противоречия целиком овладел мистеромГримуигом, а самоуверенная улыбка друга еще сильнее его подстрекнула.

— Не думаю! — сказал он, ударив кулаком постолу. — На мальчишке новый костюм, под мышкой пачка дорогих книг, а вкармане билет в пять фунтов. Он пойдет к своим приятелям-ворам и посмеется надвами. Если этот мальчишка когда-нибудь вернется сюда, сэр, я готов съесть своюголову.

С этими словами он придвинул стул к столу. Два друга сиделив молчаливом ожидании, а между ними лежали часы.

Следует отметить, чтобы подчеркнуть то значение, какое мыприписываем нашим суждениям, и ту гордыню, с какой мы делаем самые опрометчивыеи торопливые заключения, — следует отметить, что мистер Гримуиг был отнюдьне жестокосердным человеком и непритворно огорчился бы, если бы его почтенногодруга обманули и одурачили, но при всем том он искренне и от всей души надеялсяв ту минуту, что Оливер Твист никогда не вернется.

Сумерки сгустились так, что едва можно было разглядеть цифрына циферблате, но два старых джентльмена по-прежнему сидели молча, а между нимилежали часы.

показывающая, сколь нежно любил Оливера Твиста веселыйстарый еврей и мисс Нэнси

В темной комнате дрянного трактира, в самой грязной частиМалого Сафрен-Хилла, в хмурой и мрачной берлоге, пропитанной запахом спирта,где зимой целый день горит газовый рожок и куда летом не проникает ни один лучсолнца, сидел над оловянным кувшинчиком и рюмкой человек в вельветовом сюртуке,коротких темных штанах, башмаках и чулках, которого даже при этом тусклом светесамый неопытный агент полиции не преминул бы признать за мистера УильямаСайкса. У ног его сидела белая красноглазая собака, которая то моргала, глядяна хозяина, то зализывала широкую свежую рану на морде, появившуюся, очевидно,в результате недавней драки.

— Смирно, гадина! Смирно! — приказал мистер Сайкс,внезапно нарушив молчание.

Были ли мысли его столь напряжены, что им помешало морганиесобаки, или нервы столь натянуты в результате его собственных размышлений, чтодля их успокоения требовалось угостить пинком безобидное животное, —остается невыясненным. Какова бы ни была причине, но на долю собаки досталисьодновременно и пинок и проклятье.

Собаки обычно не склонны мстить за обиды, нанесенные иххозяевами, по собака мистера Сайкса, отличаясь таким же скверным нравом, как иее владелец, и, быть может, находясь в тот момент под впечатлением пережитогооскорбления, без всяких церемоний вцепилась зубами в его башмак. Хорошеньковстряхнув его, она с ворчанием спряталась под скамью — как раз вовремя, чтобыускользнуть от оловянного кувшина, который мистер Сайкс занес над ее головой.

— Вот оно что! — произнес Сайкс, одной рукойсхватив кочергу, а другой неторопливо открывая большой складной нож, которыйвытащил из кармана. — Сюда, дьявол! Сюда! Слышишь?

Собака несомненно слышала, так как мистер Сайкс говорилгрубейшим тоном и очень грубым голосом, но, испытывая, по-видимому, какое-тостранное нежелание оказаться с перерезанной глоткой, она не покинула своегоместа и зарычала еще громче; она вцепилась зубами в конец кочерги и приняласьгрызть ее, как дикий зверь.

Такое сопротивление только усилило бешенство мистера Сайкса,который, опустившись на колени, злобно атаковал животное. Собака металась изстороны в сторону, огрызаясь, рыча и лая, а человек ругался, наносил удары иизрыгал проклятья; борьба достигла критического момента, как вдруг дверьраспахнулась, и собака вырвалась из комнаты, оставив Билла Сайкса с кочергой искладным ножом в руках.

Для ссоры всегда нужны две стороны — гласит стараяпоговорка. Мистер Сайкс, лишившись собаки как участника в ссоре, немедленноперенес свой гнев на вновь прибывшего.

— Черт вас побери, зачем вы влезаете между мной и моейсобакой? — злобно жестикулируя, крикнул Сайкс.

— Я не знал, мой милый, не знал, — смиренноответил Феджин (появился именно он).

— Не знали, трусливый вор? — проворчалСайкс. — Не слышали шума?

— Ни звука не слышал, Билл, умереть мне на этомместе, — ответил еврей.

— Ну да! Конечно, вы ничего не слышите, — злобноусмехнувшись, сказал Сайкс. — Крадетесь так, что никто не слышит, как вывошли и вышли! Жаль Феджин, что полминуты тому назад вы не были этой собакой!

— Почему? — с натянутой улыбкой осведомился еврей.

— Потому что правительство заботится о жизни такихлюдей, как вы, которые подлее всякой дворняжки, но разрешает убивать собак,когда б человек ни пожелал, — ответил Сайкс, с многозначительным видомзакрывая свой нож. — Вот почему.

Еврей потер руки и, присев к столу, принужденно засмеялся вответ на шутку своего друга. Впрочем, ему было явно не по себе.

— Ладно, ухмыляйтесь! — продолжал Сайкс, кладя наместо кочергу и созерцая его со злобным презрением. — Никогда не случитсявам посмеяться надо мной, разве что на виселице. Вы в моих руках, Феджин, ибудь я проклят, если вас выпущу. Да! Попадусь я — попадетесь и вы. Стало быть,будьте со мной осторожны.

— Да, да, мой милый, — сказал еврей, — всеэто мне известно. У нас… у нас общие интересы, Билл, общие интересы.

— Гм… — пробурчал Сайкс, словно он полагал, что невсе интересы у них общие. — Ну, что же вы хотели мне сказать?

— Все благополучно пропущено через тигель, —отвечал Феджин, — и я принес вашу долю. Она больше, чем полагается вам,мой милый, но так как я знаю, что в следующий раз мы меня не обидите, и…

— Довольно болтать! — нетерпеливо перебилграбитель. — Где она? Подавайте!

— Хорошо, Билл, не торопите меня, не торопите, —успокоительным гоном отозвался еврей. — Вот она! Все в сохранности!

С этими словами он вынул из-за пазухи старый бумажный платоки, развязав большой узел в одном из его уголков, достал маленький пакет воберточной бумаге. Сайкс, выхватив его из рук еврея, торопливо развернул иначал считать находившиеся в нем соверены.[26]

— Это все? — спросил Сайкс.