взгляд, этот сериал предназначался той же целевой аудитории, но в „Лучших“ было темное подбрюшье сатиры. Мерфи не собирался чествовать и признавать мир, которому он не подходил. Более подходящим названием для сериала было бы „Непопулярные“. Или „Некрасивые“. Для Мерфи это была шутка над WB; они считали, что снимают очередную подростковую мыльную оперу, но Мерфи стремился высмеять другие их сериалы с помощью преувеличенного стиля и хитрого подтекста. Первый сериал научил его, что…

На телевидении тон – это все

„Лучшие“ шли всего два сезона (43 серии с 1999 по 2001 год), но стали для Мерфи ускоренным курсом по попаданию не только в сценарную комнату, но и на место старшего продюсера и второго шоураннера. Обладая журналистским опытом, Мерфи был прекрасным исследователем того, как все части писательской и производственной машины сливаются воедино. Да, он хотел изучить жизнь аутсайдеров в старшей школе, но его артистическую душу терзала еще одна страсть: от кастинга и производственного дизайна до выбора музыки и маркетинга. Он не только стал опытным рассказчиком, но и научился создавать амбициозные телесериалы, укладываясь в бюджет и время. Он научился противостоять стандартам и практикам сети WB, и раз он собирался посвятить жизнь телесериалам, то это должно было быть то, что подходило ему на личном уровне.

„Лучшие“ заставили его сопоставить амбициозные желания с художественными нуждами и закрепить последующую карьерную траекторию. Ему нравилось телевидение, но его целью было не следование требованиям сети. Он хотел их разрушать. Так что, вместо того чтобы соответствовать ожиданиям Голливуда, он повел себя согласно инстинкту аутсайдера и сделал прямо противоположное. Он „склонялся“ (его любимое выражение сейчас) к общественным и культурным табу и избегал мейнстрима в угоду оживлению умирающих жанров и тем. Будь это болельщицы и хоровой клуб из старшей школы или классические „старые“ голливудские фильмы, работа Мерфи заключается в примирении и переосмыслении прошлого. Как он сам говорит…

"Ключ моего успеха – в старании оживить мертвый жанр"

Он берет актеров, списанных Голливудом по старости или вышедших из моды (Джон Траволта, Джессика Лэнг, Куба Гудинг – младший, Кэти Бейтс), на главные роли. Он называет свой подход с заманиванием икон сцены в сериалы „искушением таланта“ и убеждает актеров взяться за роли, в которых они никогда себя не видели. Он относится к каждой легенде экрана как искренний поклонник и предлагает им покинуть зону комфорта, сделать нечто противоположное тому, чего от них ожидают.

То же верно и для подхода, с которым он построил свою кино-и телевизионную империю. Мерфи выбирает новый проект, отчасти основываясь на желании повернуться на 180 градусов от исходного. Возьмем сериал о старшеклассницах-болельщицах со взрослым бромансом, действие которого происходит в Майами в индустрии пластической хирургии, добавим табу педофилии, торговцев наркотиками и выходящие за рамки кровавые и сексуальные сцены, и мы получим революционный сериал Мерфи „Части тела“. На его тон повлиял классический хоровод отношений Майка Николса в „Познании плоти“, а также цветущая стилистика Стэнли Кубрика. Мерфи был так уверен, что пилот „Частей тела“ нужно снимать на 35-миллиметровую пленку, что оплатил ее из собственного кармана. Он хотел не только уйти от трудного, угнетающего опыта „Лучших“; он хотел заново изобрести телесериал – и это прекрасно сочеталось с желанием FX не делать того, что можно показать на традиционном вещательном телевидении.

Знаковая открывающая реплика в каждой серии „Частей тела“ – „Скажите, что вам не нравится в себе“ – задает тон и тему этого революционного, неоднозначного сериала. Он также попадает в точку темы аутсайдеров, но теперь Мерфи имеет дело не с взрослением, а со старением в культуре, одержимой молодостью. Персонажи „Лучших“ очень хотели вырасти, пациенты и врачи в „Частях тела“ боялись постареть, стать нежеланными или брошенными.

Чем конкретнее ты делаешь что-то, тем универсальнее оно становится

Хотя действие „Частей тела“ разворачивается в особом, элитном мире, Мерфи интуитивно подметил, что чем конкретнее он погружается в то, что персонажу кажется физическим недостатком, тем более универсальными его или ее печали становятся для аудитории. Есть ли в мире человек, у которого нет в себе „нелюбимых мест“?

Эту реплику, ныне культовую, Мерфи услышал от врача, когда изучал мир пластической хирургии. Как человек, который был не в восторге от своей внешности в эпоху идеальных моделей Calvin Klein, Мерфи попал точно в наше общее недовольство своим телом и старением вместе с гламуром и исполнением желания, чтобы каждый был красив и сексуален, если у него достаточно денег. Тон острый, как скальпель. Мерфи не стремился написать морализаторскую басню. „Части тела“ не осторожный трактат об опасностях тщеславия. Для Мерфи это гетеросексуальная любовная история: двое богатых, успешных гетеросексуальных людей договариваются о динамике власти в браке с помощью партнерства в медицинской практике; Мерфи это интересовало больше всего. Его сценарий стремится заглянуть в душу сильного, успешного белого альфа-самца. Но Мерфи совершил нечто еще более революционное в телебизнесе. Он пнул устоявшийся жанр – медицинский процедурал, один из самых крепких столпов телевизионных сетей, начиная с „Доктора Маркуса Уэлби“ и заканчивая „Анатомией страсти“ и „Доктором Хаусом“.

Публика привыкла к сериалам о том, как благонамеренные доктора ставят диагнозы и лечат. Целители со сложной любовной историей выживают. Но „Части тела“ были о пластических хирургах, избирательно оперировавших ради денег. Они очень редко пытались отговорить пациента от хирургического преображения. Сериал пошел против шерсти клятвы Гиппократа, против заповеди „Не навреди“. Это была игра на беспокойстве пациента, обещание высшего совершенства без гарантии возврата денег и без обещания, что операция выполнит желание. Их работа заключалась не в выздоровлении пациентов, а в собственном благополучии. Но Мерфи понимает, что одержимость ведет к еще большей одержимости. Красота не только поверхностна, она также эфемерна.

Райан Мерфи построил империю, основанную на стремлении персонажей любой ценой удержаться на вершине. На стремлении вернуть угасающий огонь. На желании никогда не очнуться от Американской мечты. Он пишет истории об отсрочке неизбежного. Если „Части тела“ и выражают какую-то абсолютную истину, то это закон притяжения: то, что взлетело, должно упасть. Ничто не вечно.

„Американская история ужасов“ также коренится в стыде тела. Жанр ужасов сам по себе возник из страха подростков перед изменениями их тела, от акне до растущих где попало волос, от замедления метаболизма и сложностей в поддержании формы и привлекательности во время неловких фаз роста, когда размер кажется самым важным. Подростками мы все стремимся вписаться и не выделяться, и когда спотыкаемся или терпим неудачу, то вспоминаем о „Кэрри“ Стивена