Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне полегчало:
— Ладно. Кстати, я там тебе купила вкусного, — махнула на кухню. — Или ты уже на вечеринку?
— Я не пойду… — голос Жеки гулко прозвучал в ванной комнате, где сын из сумки вещи в корзину для грязного белья на стирку забрасывал.
— Хорошо, — дождалась его выхода и опять чмокнула на прощание. — Я спать. Жек, а почему не пойдёшь? — уже ногой проёма в зал обернулась.
— Не хочу, — мрачно брякнул сын, скрываясь в своей комнате.
Проснулась уже ближе к ночи от дикого чувства голода…
А проходя мимо комнаты сына, мельком увидела, что Жека лежал на постели. Руки за головой, взгляд прямой, тяжёлый в потолок, и нет в этом парне моего улыбчивого милого сына. Угнетённый, мрачный, потерянный…
— Жек, — постучала по дверному косяку, головой ныряя в комнату, чтобы привлечь внимание: — У тебя всё нормально?
Сын кивнул.
— Есть будешь?
Жека покачал головой.
Я досадливо вздохнула и поплелась на кухню.
Совсем плохо дело. Я так Жеку потеряю. Его спасать нужно. Только бы понять, в чём причина его хандры.
— А ну вставай и составь мне компанию, — бросила тоном не терпящим возражений. Решительно вернулась к сыну и демонстративно постучала его по ноге: — Я соскучилась. И раз ты не спишь, я не сплю. Хочу поболтать, — потянула за штанину, словно угрожала собственноручно его туда оттащить, если по-хорошему не пойдёт.
— Только есть не заставляй, — пробурчал Жека и с явной неохотой за мной поплёлся.
Разговор был ни о чём. Я болтала, как у меня на работе. Какие пациенты вредные и благодарные. Обходила острые углы о новом учредителе. О его планах. Но говорила, говорила, лишь бы не молчать, иначе хоть вколачивай топор в стену молчания сына.
И вот, когда уже и я выдохлась, мелодия рингтона моего мобильного наполнила кухню. С работы. Один из дежурных врачей заболел и меня срочно сорвали на замену.
— Прости, — досадовала искренне, — меня в клинику нужно.
— Да, конечно, — кивнула Жека. Он, как всегда, мой отъезд принимал как должное.
Но уже в ванной комнате за макияжем, крикнула сыну:
— Жек, тебе нельзя хандрить. Это противоестественно, — торопливо тушь на ресницы наносила. — Ты у меня огонь. А он живёт, лишь когда горит. Тебе влюбиться нужно… — осеклась. Точно гром среди ясного неба: — Жек, ты… — опять запнулась, выглянув в коридор, где сын стенку подпирал, скрестив руки на груди, — ты влюбился? — не то утверждала, не то спрашивала. Сын так красноречиво промолчал, что я тоже слов нужных не нашла. Вернулась к зеркалу и макияжу:
— Это же замечательно. Любовь, она…
— Сложно всё, — перебил меня Жека.
— Это хорошо, любовь через сложности, часто крепкая и надолго…
— Тебе откуда знать? — беззлобно буркнул сын. — У тебя с папой любовь была сразу и без заморочек. Зато теперь ты чувств избегаешь, — заглянул ко мне с милым укором во взгляде. — Лучше бы о себе подумала, а не моими проблемами озадачивалась.
Я даже стыла с тушью в одной руке и кисточкой в другой, глядя на Жеку через зеркало.
— Ты прав, — не могла не признать, — но если бы у меня было чувство, я бы за него сражалась. И ты не смей сдаваться! Если конечно… — и тут меня вновь осенило. — Она-то к тебе как относится?
— Хорошо, — покивал Женя.
— Тогда в чём дело? — ловко закрутила крышку туши, бросила в косметичку.
— У нас всё… очень непросто, мам. Она… не свободна.
— За мужем? — упало сердце.
— Нет, но встречается и… — сын не договорил, я ладошкой руку его накрыла. — Тогда нет «и», «но», Жек. Если чувствуешь, что твоя. Если нужна, как никто… скажи ей об этом. Иначе всю оставшуюся жизнь будешь себя корить за то, что не всё сделал… Признайся ей. Пусть сделает выбор!.. — не договорила, телефон сына пиликнул. Он лениво достал из кармана спортивок мобильный. Хмуро глянул на экран:
— Да? — в трубку бросил. — Нет, Рус, не хочу… поваляюсь дома…
При упоминании имени, моё сердечко кульбит выписало, и я трусливо решила сбежать, но возня и сомнение сына раздражали. Я не выдержала, любовно толкнула его в плечо, требуя внимания:
— Любовь не прощает слабых, — прошипела для ушей Жеки. — В любви нужно идти до конца, — чмокнула его в щёку: — Сходи, развейся, поговори, а лучше сделай, — подмигнула, протиснувшись мимо сына в коридор.
И уже парой шагов ближе к залу, к своей радости услышала, как Жека бросил:
— Лан, Рус, щас подрулю… — и тотчас: — Уже здесь?
Я на пороге запнулась, покосившись на Жеку. Сын волосы взъерошил:
— Да, поднимайся.
О, чёрт!
Я поспешно спряталась в свою комнату!
ЛИЗА
Конечно же, долго не усидела, мне на работу горело.
Только сердцу этого не объяснить — припадочно ёкало от мысли, что Руслан вот-вот…
И что следовало ожидать, аккурат с трезвоном звонка в дверь, я с шага сбилась, хотя уже решительно двинулась на выход из комнаты. Остановилась в межкомнатной двери. Подышала часто, приводя мысли и чувства в порядок, и вышла предельно спокойной и равнодушной. По крайней мере, всем видом это изображая.
— Щас, секунду хоть умоюсь, — хмыкнул Жека Русу в коридоре и, его плечом протаранив друга, скрылся в ванной комнате. Явно, чтобы душ принять.
И только щёлкнул замок, ноги меня едва не подвели, потому что я тотчас оказалась на прицеле светлых глаз.
Чёрт!
Глубоко втянула воздух, пока Руслан меня недовольно обшаривал взглядом. Нагло, оценивающе… И был он до отвращения красив. Вот нельзя быть таким идеальным и прекрасным. Он же… искушение. И не только для меня. Думаю, когда Рус попадал в коллектив, всё женщины, даже несвободные, на него реагировали.
— Куда это ты ночь глядя собралась? — прищурился Руся и, перегородив дорогу, бесцеремонно упер руки в стены, не оставляя места для манёвра. А если учесть, что он и без того высокий и крепкий, я от выхода была, словно отрезана новой стеной. Но пасовать не собиралась:
— А ты? — в свою очередь уточнила, как можно безмятежней, чтобы не выдать, как меня по-женски цепляло его настроение погулять и повеселиться с другими.
— А что не так? — изображал непрошибаемую скалу парень. — Это же мой клуб! С них победа, с меня веселье. Я же не могу пропустить…
— Не можешь или не хочешь? — уточнила с деланным спокойствием.
— Думаешь, мне горит потусоваться и побухать? — по-детски купился на вызов Руслан. — Откажусь! В лёгкую! А альтернатива будет? — применил бесчестный приём, и так откровенно поиграл бровями, что я опешила: