— Сен-Бернар и Луи Праведник… — тут-то командора проняло по настоящему. Аж побледнел и закашлялся. — Вы… Вы… Пришли оттуда?

— Никаких ошибок, знаете, — удовлетворенно кивнул шевалье де Партене. — Мы давно заметили интерес братьев Ордена к храму девы Марии в Полях, двое рыцарей навещали библиотеку монастыря незадолго до известных событий, забрали никому не интересные хроники обители. Неужели вы всерьез рассматривали возможность скрыться за Дверью?

— Дверь? — зачарованно повторил Жерар де Вилье. — Очень точное название — Дверь… Мы называли их «Trou», «прореха». Поймите, я не могу говорить! Это опасная тайна!

— Оставьте тайны при себе. Мне требуется иное. Часть вывезенного из Парижа на возах и одна-единственная жизнь. Справедливый обмен, не находите?

…Корпус для прокаженных стоял на отшибе, за садом и мелкой речушкой впадавшей в залив Ла-Рошель. Кирпичная стена, один вход, за которым открывался дворик с огородом и колодцем. Нежданных гостей встретили два хмурых госпитальера — еще бы, поработаешь в лепрозории, так навсегда утратишь веселость! Правда, скорбные телом не выставляли свои язвы и уродства напоказ: больные как один облачены в длинные одеяния тонкого беленого холста, у многих закутаны лица по подобию сарацинских повязок-куфий. Сильно пахнет можжевеловым дымом из жаровен — иоанниты полагают, что окуривание снижает риск заражения.

Брат Ренье, келарь обители, молча проводил господ на второй этаж, дал знак обождать на открытой галерее-балконе, обводившей здание по периметру и скрылся в одной из комнат. Спустя минуту объявился в компании высокого человека — Иван мельком отметил, что этот «прокаженный» одет куда богаче остальных: хламида из мягкого хлопка, волосы и нижняя часть лица прикрыты шелковой лентой, а шелк нынче в большой цене…

— Времени у вас немного, — сообщил Ренье. — Скоро месса, все должны присутствовать в храме. Закончите — обратную дорогу найдете самостоятельно.

— Командор де Вилье, вас ждут два корабля в Португалию, — шевалье де Партене ударил сразу, резко и наотмашь, без куртуазных вступлений. — Если, разумеется, вы не хотите разделить участь короля Иерусалимского Болдуина, известного под прозвищем «Прокаженный». Отплытие — сегодня, перед закатом, ветер благоприятен. Спустя два-три дня вы окажетесь в замке Томар у своих соратников, в полной безопасности — земли Лузитании, находящиеся под управлением короля Диниша Первого, находятся вне юрисдикции французского престола и он готов предоставить вам убежище.

— Но…

— Никаких «но», сударь, никаких «если», Или вы отправляетесь в плавание сегодня, или навсегда останетесь во Франции. И закончите жизнь на костре вместе с магистром де Моле. Вынужден огорчить — отнюдь не сразу. Только после длительного, малоприятного и до крайности жестокого следствия Трибунала инквизиции. Не надейтесь на апелляции к Риму, приговор уже вынесен, дело за вашем признанием. Папа вас предал. Итак?

— Сударь! Черт побери, кто вы такой?! Брат Ренье сообщил, будто вы здесь по благословению отца-настоятеля, комтура Пьера де Вакейраса, но ваши речи заставляют меня…

— Примите, — королевский ордонанс был передан человеку в белом. — Вам и скрывающимся в монастыре рыцарям капитула Тампля предлагаются свобода действий, жизнь и возможность продолжить труды на избранном поприще. Этому есть цена. Вы соблагоизволите выслушать меня, командор?

— Отказ, как я полагаю, чреват?

— Вы справедливо полагаете. Выйти из комтурии невозможно. Гавань закрыта. Город подчинен власти государя Филиппа. Вы в ловушке. Бога ради, не вините монсеньора де Вакейраса — он сдержал слово, я сам вас нашел. Комтур лишь подчинился обстоятельствам. У вас два пути, мессир де Вилье: или на палубу корабля и далее к португальским берегам, или в руки Sanctum Officium. Выбирайте.

— Я могу узнать, с кем говорю? — де Вилье рывком сбросил с лица повязку. Смотрит без всякой боязни. — Подписанный королем Франции пергамент многое объяснил, но что стоит за этими строками? И кто стоит непосредственно за вами, шевалье? Филипп? Или… Другие? Святейший папа? Курия?

— Не то, и не другое. Вы ошиблись. Командор, припомните, в начале октября вам доставили письмо, заставившее вас задуматься о многом. А равно и принять решения, ныне приведшие вас в Ла-Рошель. Не так ли?

* * *

Увы, но строгим монастырским уставом иоаннитов пришлось пренебречь — на мессе в церкви комтурии де Вилье не появился. Славика отправили к сержанту де Бару, доложить, что обстановка спокойная и опасений не вызывает, но бдительность терять не следует: оставаться на месте, ждать, а по необходимости — тащить и не пущать. Словом, чтоб в оба глаза!

Шевалье де Партене тем временем занимался архиважным делом: изучал содержимое двух сундучков, стоявших в помещении выделенном госпитальерами липовым прокаженным — их поселили отдельно от прочих больных, рядом с покоями рыцарей, призревавших за лепрозорием. Незачем подвергать здоровье собратьев лишней опасности.

— Приблизительно четыре с половиной миллиона ливров, — не без уважения сказал Иван, просмотрев внушительные подшивки пергаментов. — Потрясающий размах, монсеньор командор! Ну и, конечно, никакой глупой брезгливости: ведете дела с испанскими евреями, купцами из Халифата, с Александрией, Византией, Персией! Я предполагал, что Орден Храма является… Являлся самой могущественной финансовой организацией католического мира, особенно с учетом конфискованных в парижском Тампле векселей, но чтобы настолько? Позвольте выразить вам свое восхищение, брат-рыцарь.

— Половина документов теперь не имеет никакой цены, — поморщился командор де Вилье. — Множество нитей находились в руках великого магистра и генерального визитатора Франции, но ведь они арестованы, правильно? Вероятно, Святейшая инквизиция получит от Жака де Моле и Гуго де Пейро сведения о деятельности банков Ордена, но без этих бумаг они будут стоить не дороже пергамента, на котором…

— Простите, что перебиваю, — Партене подчеркнул ногтем одну из строк в закладном письме торгового дома флорентийских Барди, извлеченном из толстой пачки таких же расписок. — Взгляните. Это тайнопись, верно?

— Да. Ключом владели только магистр и Пейро.

— Зачем тогда вам понадобилось забирать бесполезные расписки из Парижа?

— По вышеназванной причине. Дыба и раскаленное железо побуждают к откровенности даже самых стойких — иначе мы бы сейчас не разговаривали, сударь.

Иван мимолетно ухмыльнулся: напряженный ночной разговор с одним из схваченных в Ла-Рошели тамплиеров принес зримые плоды — он знал о месте, где укрылись члены орденского капитула и после недолгих запирательств открыл всё, палачу не пришлось особо стараться. Инквизиторы, третьего дня получив признание в реальных и мнимых грехах упустили самое главное, не задав вопросы, которые задал мессир де Партене. Им это и в голову не пришло.

— Значит, командор, вы спасли бумаги только ради того, чтобы они не достались королю? Не проще было бы сжечь?

— На глазах у всей братии? Скрипторов? Хранителя библиотеки? Приора? Гораздо проще объяснить вывоз архива в Пуату и Ла-Рошель некоей гипотетической угрозой!