— Ему помог Морган? — прошептал король. — Оруженосец Халдейна? Но он же еще совсем ребенок.

— Он старше меня, сир, — надменно ответила одиннадцатилетняя Карисса и выпрямилась с достоинством, отстранившись от Элдреда. Венцит ничего не сказал, но невольно почувствовал гордость за нее. Девушка из рода Фестила; но также и из рода Фурстана, и она могла бы принадлежать ему. Ее отец гордился бы ею.

— Откуда вы знаете, что узурпатору помог Морган? — король все еще сомневался.

Карисса расстегнула плащ, позволила ему упасть на пол, подошла к столу перед креслом короля. И налила в глиняную чашу почти до краев темное красное вино. Венцит замер было, потом подошел поближе, чтобы помочь, если понадобится. Он знал, что она собирается делать, и знал, что Элдред этого не понял и что Каролус только начал догадываться. Но король тоже понял и слабо кивнул, когда она подняла чашу обеими руками на высоту груди.

— Посмотрите на смерть моего отца моими глазами, сир, — сказала она чуть слышно, проводя рукою над чашей. — Если у меня хватит сил, вы все увидите сами и тогда рассудите, один ли действовал Брион Халдейн.

Затем она поставила чашу на стол и, придвинув стул, села, а остальные сгрудились вокруг. Теперь уже все, кроме Элдреда, поняли, что сейчас произойдет, — Венцит знал, что они тоже умеют делать это; только юный Элдред не умел, хотя был на четыре года старше Кариссы и на год — Аларика Моргана. Уж Морган-то умел наверняка!

Для предстоящего требовалась темнота, и он погасил жестом все факелы в настенных подставках, оставив гореть только свечи на столе. Карисса поблагодарила его напряженным кивком и задула все свечи, кроме одной. Затем она устремила взгляд на поверхность вина, и в комнате воцарилась тишина.

— Представьте местность в конце ущелья Легоддин, где мы встретились с войском Халдейна, — прошептала она, особым образом дыша на поверхность.

— Представьте войско моего отца — мы ждем Халдейна. Ощутите, как солнце пригревает лицо и руки, как ветер шевелит волосы. Представьте развернутые знамена, шелк и позолоту, услышьте, как хлопают они над головой. Почуйте запах пота и страха, запах воды, сосен и вытоптанной земли...

И пока она говорила, на поверхности вина начали появляться образы, сперва неясные, затем все более четкие, по мере того как зрители сами входили в транс под воздействием ее чар. Венцит отдался чарам полностью, вошел в ее память, смотрел ее глазами, ощущал ее страх и ее радость, глядя на разворачивавшуюся перед ними картину.

Толанские воины строились в ряд на лугу в ожидании врага, и солнечные отблески играли на их доспехах и оружии. Хоган, одетый во все белое, в кольчуге и в шлеме, подобный древнему божеству, сидел на гнедом коне возле Кариссы и пристально смотрел на выход из тенистого ущелья, откуда должен был появиться вскоре его заклятый враг. И когда все воины заняли свои места, он обратил к дочери золотистые глаза.

— Не бойся, дитя мое, — сказал он, перекладывая копье в левую руку, и ласково касаясь правой ее подбородка. — Это всего лишь попытка, одна из многих. Что бы ни случилось, в тебе течет моя кровь, кровь королей. И будут еще попытки.

Она покачала головой и, схватив его руку, прижала к своей щеке.

— Что мне кровь! Главное — это ты. Обещай, что вернешься.

Он улыбнулся.

— Ты должна думать о крови, дорогая моя девочка. Однажды ты станешь королевой. А я вернусь к тебе, ты же знаешь, если только смогу, — он на мгновение возложил руку на ее голову. — Если же не смогу, тогда с тобой пребудет благословение моего отца. Бог да сохранит и защитит тебя, дитя мое.

— Ты говоришь так, словно собираешься умереть, — прошептала она с полными слез глазами. — Ты не должен умирать. Не должен!

— Мы вынуждены принимать судьбу, которую посылают нам Парки, дитя мое, — ответил он, отодвигаясь и снова беря копье. — Я не собираюсь умирать, но если так будет угодно Богу, ты должна оставаться сильной и продолжать наше дело, и всегда помнить, кто ты есть.

К горлу ее подступили рыдания, но отец уже отвернулся и посмотрел на луг. Затем он пришпорил своего боевого коня и двинулся шагом вдоль строя воинов, а за ним летело по ветру знамя, на котором львиные когти и горностай Толана соседствовали со львами Халдейна.

И тут наконец явился враг — из ущелья на одинаковых серых конях выехали внезапно Брион, претендент на трон, и его брат. За ними на черном жеребце ехал Морган, с удивленным и немного испуганным лицом, а следом двигалось остальное войско Халдейна. Принц Нигель держал знамя со львом Гвиннеда, и тот же лев сверкал на груди Бриона. И, увидев его, Карисса больше ни на кого не обращала внимание, ибо этого человека со львом на груди ее отцу надлежало победить. Остальные же имели значение не больше, чем пыль на ветру.

Лишь немногие из воинов Халдейна успели выбраться из узкого ущелья, когда Хоган опустил копье, подавая сигнал к атаке. Рыцари поскакали к захваченному врасплох врагу, и земля задрожала под тяжестью копыт могучих толанских коней. Кто-то из вражеских воинов закричал:

— Халдейн! — и крик его подхватили другие, но их не было слышно за боевым кличем несущейся в атаку кавалерии Марлука.

Воины сошлись с лязгом, подобным громыханию грома, глухо затрещали копья, зазвенела сталь о сталь, послышались более зловещие и жуткие звуки, какие производит отточенный металл, разрубая плоть, кости и даже доспехи. В гуще схватки реяло яркое знамя Фестила — горностай на красном фоне и львиные когти рядом с золотыми львами Халдейна, — указывая, где находится Хоган. Два претендента на трон никак не могли пробиться друг к другу. Наконец Халдейн, развернув жеребца, расчистил вокруг себя свободное пространство, вскинул меч и прокричал имя ее отца:

— Гвернак!

Наконец она увидела отца. Он успел потерять шлем, а, может, сбросил его, и светлые волосы разлетались ореолом над головой. От них и от рук его как будто исходило сияние, но, возможно, так только казалось одиннадцатилетней девочке. Взмахнув мечом над головой, он поднял коня на дыбы и засмеялся, вызывая на бой человека, которого собирался убить.

— Халдейн мой! — крикнул он, пробиваясь к врагу и сразив по дороге одного из рыцарей Халдейна. — Стой и сражайся, узурпатор! Гвиннед мой по праву!

Когда они сошлись и воины расступились, освобождая место для схватки, видение Кариссы вновь затуманилось. Для ребенка все сражения схожи между собой, даже если за свою жизнь бьется любимый отец. Почти сразу пали кони соперников, сперва гнедой, потом серый, и она, отвернувшись, заплакала от жалости к несчастным верным животным; изображение прояснилось лишь тогда, когда два бойца отступили пошатываясь и оперлись, тяжело дыша, на свои мечи. Голоса их были слишком тихи, чтобы разобрать слова, но по жестам можно было догадаться о смысле разговора.

Казалось, что они беседуют почти что дружески, Хоган даже улыбнулся несколько раз, сверкнув белыми зубами, — видно, сказал Халдейну что-то неприятное. Раз он показал мечом в сторону своей дочери, и Венцит почувствовал, с какой гордостью девочка царственно выпрямилась в седле.