Первый усмехался: он следил и боялся каждый день, и все сильнее и отчетливее, много больше чем за себя и прочих.

Еще он видел, как появление Сидды изменило всю стаю. Волки удивленно рассматривали ее, задумывались о том, что прежде для них и не существовало.

Стали внимательнее к младшим. Очень ценили Третьего за его умение оберегать свою жену. И тянулись к ней, такой непохожей, замечательной. Четвертый девочку обожал.

Гладил по тоненькой руке, забавляясь дрожащей синей жилкой: у волвеков кожа плотнее, сосуды расположены глубже и не так заметны. Недоверчиво трогал ее странные длинные волосы, пахнущие чем-то нездешним и очень уютным даже после многих месяцев жизни в куполе. Угощал вкусными подачками вечных. Потом вовсе — принес ей подстилку из своей комнаты и отдал, пусть не мерзнет.

Само собой, после этого они в очередной раз подрались с Третьим, нечего чужих жен высматривать! Стая ворчала и переживала, а малышка весело следила за сражением, даже азартно дергала сжатыми кулачками, болея сразу за обоих. Она считала Четвертого своим обожаемым братом, это скоро распознала вся стая. Только глупые вечные с их приборами снова не догадались, не уловили главного, довольствуясь длинными странными словами «доминантность», «поведенческие стереотипы», «статус самки в стае» … Звуков много, смысла — совсем нет. Впрочем, так для волвеков лучше. Нечего хозяевам знать главное: что у Третьего — семья, что он счастлив. Даже скалится веселее прежнего. И не скалится — улыбается…

Вечным важнее всего то, что используемый для опыта самец активен и зол. Как обычно, пришли и следили за дракой, делали ставки. Первый уже усвоил их примитивный обычай спорить по поводу исхода боя на нечто ценное в мире хозяев.

Нелепо. Понятно и щенку, что победит Йялл, Третий. Куда интереснее смотреть — как.

Первый наблюдал схватки и гордился разведчиком. Йялл на редкость точно и экономно двигается, умело предвидит удары, безупречно читает рисунок боя!

Хороший будет вожак, если вечные сочтут Первого старым и бесполезным. Вот только как бы все не пошло криво, ведь явно что-то назревает в их холодном и злом мозге.

Когда в семье Третьего появился малыш, Первый уже буквально стонал от дурного предчувствия, лишающего сна. Скоро все рухнет, он осознавал неизбежность драмы.

Хуже того — чуял, что вечные в большом недоумении и даже замешательстве, такое обычно угрожает новыми жуткими опытами.

А вот Сидда гордилась ребенком. Первый знал, она любила своего Йялла безмерно и считала, что он лучший, даже слишком для нее хороший. После появления младшего чуть успокоилась: кроха похож на папу и тоже замечателен, он совершенно во всем настоящий волвек! Не уродец, как почти год твердили в предвкушении хозяева. Их мысли и слова слышали и Первый, и сам Йялл. Не слабый мелкий человечек, а полноценный сын волвека! Будет большим и сильным, как папа. Станет разведчиком и перехитрит всех хозяев! Йялл с женой часто сидели и шуршали в уголке вдвоем, нахваливая сына, а Первый беззвучно стонал поодаль.

Третий ему не чужой, щенок брата. То есть сын. Самый отчаянный в общине, везучий и чуть диковатый. Даже хозяева прощали ему бунты и злость. А еще Третий чудо как наблюдателен и умен, он открыл время второлунья, безопасное для бесед, умудрился распознать и перехитрить систему запора в загонах, где братьев держали, напоив волчьим соком. В лишенные наблюдения часы разведчик оттуда сумел пробраться на второй уровень, пониже основных загонов. И один раз даже на третий! Он видел там и старших и младших щенков.

Третьего они со Вторым давно готовили на место вожака вожаков, видя косые взгляды вечных: стар Первый, пора менять. Мальчик бы справился: он яркий, живой и преданный общине, его все любят и уважают. И он неравнодушный, смог бы слушать братьев и забирать их боль. К нему и теперь многие ходили, не желая выматывать вожака.

Но все сломалось и пошло криво, когда забрали Сидду.

Йялл-2/7 вынес бы чужое горе, но не эту пустоту, обернувшуюся криком. Небывалым:

Третьему, почти не сознавая себя, ответил сам вожак, и, уже совсем невольно, обратился к прочим. Позволил всем со-чувствовать Йяллу, помог вплести в стон многие сознания. Некоторые, с нижних ярусов, Первый никогда прежде не слышал и не воспринимал. Куда ушел их крик? Ведь ушел и не рассеялся, уж он-то знает, он — Первый…

Йялл сорвался — и потом, очнувшись, бросился виновато и отчаянно искать вожака, чтобы все исправить. Да что исправишь? Вечные слышали. Впрочем, вожак с самого начала ожидал от хозяев чего-то подобного. Сидда не тупая самка, и ее отдали наиболее восприимчивому из «стаи» не зря. Для своего очередного дикого опыта, несущего волкам только беды. Теперь они знают, что Третий не зверь, и станут его резать на кусочки, выискивая отличия от прочих. Или уничтожат всех махом. Второй говорит, так уже было. Мол, 2/7 у йялла — это номер поколения, два полных восьмика и еще семь. А они, волвеки, помнят лишь последние два восьмика. Семь предположительно стабильных поколений исчезли… стерты.

Нет, Сидда и крик ни при чем.

Ее отдавали, наверняка рассчитывая на подобный исход. Иначе, окажись все не по плану хозяев, сразу перевели бы к другому в загон или вовсе убрали вниз, откуда и подняли. Прежде стабильных щенков получали без того, чтобы позволять одному из вожаков, и даже не Первому, жить своим домом.

Все начало складываться плохо гораздо раньше, тяжесть гнета зреющей беды вожак ощутил очень давно. Вечных понять трудно, их цели неясны. Два восьмика поколений без особых перемен — и вдруг что-то необычное. Значит, хозяева достигли задуманного и обновили свои задачи.

Первый вернулся вниз, в загоны, позавчера вечером, он слышал и ощущал, как коридором мимо провели Третьего. Вниз, туда, откуда никто не возвращается.

Мальчик даже успел на ходу проститься и попросил прощения. За что? За свое обреченное заранее счастье и сменившее его неизбежное горе? Глупо. Первый и сам бы отдал жизнь до одного дня, чтоб хоть встретить такую, с которой и под куполом жить не страшно. Даже от отзвуков общения этих ненормальных у братьев души пели.

Не у всех. Второй давно советовал сломать спину «дирту-1/5», из двавосьмь второго восьмика, нестабильному, неперспективному и завистливому. Первый раскаялся в своем мягкосердии по-настоящему, когда осознал жадность дирта до Сидды. Да и место старшего, Первого, этому огрызку часто снилось. Если в мире есть предательство, то и среди волвеков предатель найдется. Правда, дирт говорить толком не умеет, секретов общины не знает и опасного хозяевам не расскажет.

Его пришлось оставить топтать загон, чтобы спасти другого щенка, приведенного в паре с диртом снизу. Жизнью одного оправдали спорное право уцелеть для второго…

«Ним-3/2» рос слишком слабым и в стае не выжил бы. В дикой и глупой стае ум не слишком ценят — а он умен и памятлив, мог бы стать хорошим Вторым.

Уже не важно.

Первый лежал, горящей кожей спины ощущая занесенный удар беды. Потолок посветлеет, и они придут. Сейчас спят, а вчера вечером решили, что ему и другим не следует дольше жить. Так говорит сердце. Первый слишком давно в куполе и ощущает вечных так ясно и подробно, как никто другой. На этом уровне, на втором и третьем, иногда примечая и тени сознания с более глубоких ярусов. Сегодня всюду — только азарт и предвкушение. Незнакомое, радостное, победное. Страшное для волков, смертельное и неодолимое. В этот раз им вожаков не выбирать. Память погибнет, новым придется все делать с нуля. Сколько поколений ушло на язык! На простейший счет и понимание этого самого «нуля». На изучение лабиринтов. Неужели опять зря?