Она упала в его объятия, и он нежно держал ее, осматривая синяки на лице, пока она плакала. Только Рафаэль знал ее секреты. Она лгала всем, даже священнику. «Для таких должен быть особый вид ада!»

Ава прижала руки ко рту и съежилась. Башня лжи рушилась, а душа разрывалась на миллионы частиц.

Теперь и Рафаэль в опасности. Если с ним что-то случится, она себе никогда не простит. Она глубоко вдохнула и между всхлипами выдавила:

– Лука вернулся.

– Это он сделал с тобой? – спросил Рафаэль, целуя ее лицо, покрытое синяками.

Она кивнула и скривилась от боли. В одном Лука прав: Рафаэль много значит для нее и все чаще приходит во снах.

Ее грехи множились, но в адюльтере она пока виновна не была. По ее вере и по закону она все еще замужняя женщина. Рафаэль понимал и уважал ее, но ситуация становилась все тяжелее для них обоих.

Его темные глаза запылали гневом.

– Где он, черт побери?!

– Он ждал меня на дороге. Наверное, уже ушел.

Рафаэль нахмурился.

– Чего он хотел?

– Всего! Поместье записано на его имя. Так как он в действительности жив, я не могу предоставить свидетельство о смерти. Я игнорировала этот вопрос, и в результате банк перестал его запрашивать. Дуглас Латимер знает меня: я всегда выплачивала займы с процентами. Со временем их выдавали все легче, но сейчас у банка новый владелец. – Она покусала губу. – Они требуют документы.

– Ты мне никогда об этом не говорила, Ава. Это серьезно.

Она подняла глаза.

– Лука дал две недели на то, чтобы мы покинули поместье, и угрожал сжечь Миль Э’Туаль дотла, если мы не подчинимся.

Монтальчино, Италия

Катерина проснулась от запаха свежеиспеченного хлеба и смеха мальчиков и на минуту задумалась, где она. Италия! Монтальчино! И с ней Мариса.

Она встала и посмотрела на дочь – малышка тихо спала. Удовлетворенная ее спокойным дыханием, Катерина наполнила глубокую ванну на ножках в форме лап и погрузилась в воду, благоухавшую сладковатым ароматом фиалок.

Нежась в теплой воде, она раздумывала о словах Джованны. Оглашение завещания было назначено на сегодняшний день, и Джованна явно переживала.

Катерина была почти невосприимчива к капризам и крикам, так как привыкла к ним, общаясь с матерью. Однако, похоже, это будет не тот прием, на который можно рассчитывать, встречаясь с любящей семьей.

Но, что ее действительно волновало, так это слова Джованны о ее отце. «Если я попытаюсь найти его, будет ли это опасным для меня?» Ей с трудом в это верилось. Кто он? Что он совершил такого ужасного, что Ава вынуждена была лгать дочери, преподнося ей отредактированную историю детства?

Катерина вышла из ванны, вытерлась и надела мягкий хлопковый халат. Пока она будила дочь и купала ее, в голове роем проносились вопросы. Она одела девочку в белое платьице и белые сандалии, а волосы украсила ей розовым бантом.

– Вот так, моя красавица! Новый летний наряд! – Мариса протянула к маме ручки, и Катерина с удовольствием обняла ее.

Несмотря на новости об отце, Катерина все равно была рада, что решила приехать в Италию. Она устала бороться с Авой и надеялась начать все заново.

– А-а-а, – радовалась девочка новому наряду, наспевая звонким голоском. Затем, раскрыв глаза шире, она указала на свежие цветы, которые Катерина поставила на высокий комод.

Катерина улыбнулась, радуясь, что малышка в хорошем настроении. Последние несколько дней были утомительными. Катерина еще сильнее зауважала Фейт за ее способности присматривать за детьми.

Не выпуская Марису из поля зрения, Катерина поспешила одеться в платье-футляр без рукавов из розовой чесучи. Затем набросила на плечи жакет в тон и надела бежевые лакированные туфли на каблуках. Осталось застегнуть на шее ожерелье из розовых кораллов. Потом Катерина долго расчесывала свои темные волосы. Мариса наблюдала за мамой, явно любуясь ею в лучах солнца, льющегося в окно. Наконец девушка надела шляпку и довольно тряхнула волосами, не забыв надушить шею и декольте «Пармской фиалкой». Почуяв сладкий запах, девочка заулыбалась, и Катерина нанесла немного аромата на запястья дочки.

Они спустились вниз, и Катерина увидела Джованну. Женщины расцеловались.

– Bella[22], bella! – Лицо женщины светилось счастьем. – Какая прекрасная пара – мать и дочь! Кофе и свежий хлеб на террасе.

– Пахнет вкусно! – Катерина подняла девочку и усадила на высокий стульчик, затем сама села за стол.

Утренний воздух был прохладен и наполнен свежими запахами трав, омытых росой. Катерина сделала глоток капучино и заглянула в корзинку с хлебным ассорти.

– Я просто в раю!

– Мне так нравится, когда есть для кого печь! – улыбнулась Джованна, садясь напротив. Затем повернулась и посмотрела на склоны холмов и раскинувшуюся перед ними долину. – Днем вид еще прекраснее. Видишь, вон там? – она указала на очаровательный коттедж, прилепившийся к склону холма. – Там жил мой друг Рафаэль. Он уехал в Америку и работал на твою семью в Напа.

Ломоть хлеба в руке Катерины застыл в воздухе.

– Он по-прежнему у нас работает.

– Правда? У него был кузен по имени Санто. Он чуть старше тебя. Ты должна его знать.

Катерина опустила глаза и постаралась, чтобы ее ответ прозвучал как можно безразличнее.

– Я давно его не видела. – Последняя ужасная встреча не считается. – А как хорошо ты знаешь Рафаэля?

– Мы вместе выросли. – Лицо Джованны тронула меланхолия. – Малыш Санто. Бедное дитя. Синьора Виолетта думала, что в Америке у него будет больше возможностей, поэтому перед Второй мировой войной она отправила его в Нью-Йорк в приемную семью. Я потом слышала, что Рафаэль поехал за ним. Думаю, оставшуюся часть истории ты знаешь.

Катерина кивнула, отмечая новые детали. Про участие Виолетты в жизни Санто она ничего не знала.

– Санто был хорошим мальчиком. А каким стал? – продолжала Джованна.

Если она не ответит, это будет выглядеть странно.

– Еще лучше, я думаю. Он пошел в университет и получил докторскую степень. Теперь у него свое дело. Он специалист по выращиванию виноградных лоз.

Глаза Джованны озорно сверкнули.

– И он такой же красивый, как и Рафаэль?

Катерина глотнула капучино и пробормотала:

– Пожалуй…

Джованна была в восторге.

Катерина обозрела окрестности еще раз, мысленно отмечая, что здесь вырос Санто. А теперь и его дочь проведет детство в таком же пасторальном окружении.