– Она умерла?.. – с трудом произнес Торн.

– Сразу же. У нее был разбит череп.

Торн застонал и прижал трубку к груди.

– Мистер Торн…

Но Торн уже повесил трубку. Он плакал.

В полночь вернулся Дженнингс, его неуклюжая фигура была сгорблена от усталости. Он взглянул на Торна, лежащего на кровати.

– Торн?

– Да, – прошептал Торн.

– Я ходил в библиотеки, в автоклуб, а потом справился в Королевском Географическом Обществе.

Торн не ответил, и Дженнингс тяжело опустился на кровать. Он увидел, что кровавое пятно на рубашке Торна увеличилось.

– Я выяснил насчет города Меггидо. Название взято от слова «Армагеддон». «Конец света».

– Где он? – безучастно спросил Торн.

– Боюсь, что это порядка пятидесяти футов под землей. В пригороде Иерусалима. Там сейчас идут раскопки. По-моему, от какого-то американского университета.

Ответа не последовало, Дженнингс лег и расслабился. Он выглядел очень усталым.

– Я хочу поехать туда, – шепотом сказал Торн.

Дженнингс кивнул и протяжно вздохнул.

– Если бы вспомнить имя старика…

– Бугенгаген.

– Бугенгаген?

– Да. И стихи я тоже вспомнил.

Дженнингс недоуменно взглянул на Торна.

– Имя человека, с которым вы должны были встретиться, – Бугенгаген?

– Да.

– Бугенгаген – это человек, изгоняющий из людей дьявола, он жил в семнадцатом веке и упоминался в одной из наших книг.

– Именно это имя, – безучастно ответил Торн. – Я вспомнил все. Все, что он говорил.

– Аллилуйя! – выдохнул Дженнингс.

– «Когда еврей в Сион придет… – почти шепотом начал Торн. – И небеса пошлют комету… И Рим познает свой восход… Мы больше не увидим света».

Дженнингс напряженно слушал его в темноте. Потом, завороженный безжизненным тоном Торна, он понял, что в нем что-то резко и бесповоротно изменилось.

– «Из Вечного Моря Зверь тот восстанет… – продолжал Торн. – И войско придет, чтобы биться до смерти… Убьет брата брат и свой меч не оставит… Пока не умолкнет последнее сердце».

Он замолчал. Дженнингс переждал, пока стихнет сирена полицейской машины, проезжающей внизу, и подошел к окну.

– Что случилось? – спросил он.

– Катерина погибла, – безразлично ответил Торн. – И я хочу, чтобы ребенок тоже умер.

Они прислушивались к звукам на улице, так и не уснув до самого рассвета. В восемь часов Торн позвонил по номеру ЕI-АI и заказал билеты на дневной рейс в Израиль.

Торн часто путешествовал, но в Израиле никогда не был. Все его знания об этой стране сводились к новостям из газет, а также к его недавним поискам цитат из Библии. Он удивился, что Израиль оказался современным государством. Страна, существовавшая еще во времена фараонов, но родившаяся вновь только сейчас, в век асфальта и бетона, была похожа на огромный кусок штукатурки, брошенный посреди сухой пустыни. Это небо было когда-то свидетелем бегства евреев из Египта; теперь же его сплошь и рядом протыкали высотные здания и гостиницы.

Отовсюду доносился шум строек. Огромные краны наступали, словно механические слоны, перенося грузы в своих «хоботах». Город как будто стремился побыстрее разрастись во всех направлениях. Асфальт во многих местах был разбит, и дороги, выстроенные совсем недавно, но уже устаревшие, теперь заново перестраивались. Повсюду висели объявления, зазывающие на экскурсии по Священной Земле. У полиции тоже хватало работы: они проверяли чемоданы и сумки, выискивая потенциальных диверсантов.

Торна и Дженнингса задержали в аэропорту: их ссадины и синяки вызывали подозрение. Торн предъявил свой гражданский паспорт, чтобы скрыть принадлежность к американской администрации.

На такси они добрались до гостиницы Хилтон, потом в магазине мужской одежды купили себе легкие костюмы. Жара усиливалась. Пот проникал в рану Торна и вызывал сильную боль. Рана до сих пор кровоточила, и Дженнингс, заметив это, предложил Торну обратиться к врачу. Но Торн горел единственным желанием – найти старика Бугенгагена.

Торн и Дженнингс направились в сторону рынка, спрашивая всех подряд, слышал ли кто имя «Бугенгаген». Это имя никому ничего не говорило, и они продолжали поиски. Торн был на краю отчаяния, он еле передвигал ноги. Дженнингс, напротив, был бодр и носился по городу, забегая в магазины, на фабрики, проверяя телефонные справочники и даже один раз побывав в полиции.

– Возможно, он сменил фамилию, – со вздохом сказал Дженнингс на следующее утро, когда они с Торном уселись на лавочке в парке. – Может быть, теперь он Джордж Буген. Или Джим Гаген. Или Иззи Гагенберг.

Через день они переехали в Иерусалим и сняли там комнату в небольшой гостинице. Снова и снова продирались они сквозь толпы людей в поисках того, кто хотя бы раз слышал это странное имя. Но все было тщетно.

– Похоже, пора сдаваться, – сказал Дженнингс, выглядывая из окна гостиничной веранды.

В комнате было жарко. Торн, обливаясь потом, лежал на кровати.

– Если здесь всего один-единственный Бугенгаген, то у нас нет ни малейшего шанса его отыскать. А пока мы стоим перед фактом, что его вообще не существует.

Он прошел в комнату и стал искать сигареты.

– Черт побери, этот маленький священник все время кололся морфием, а мы все его слова принимаем на веру. Слава Богу, он не посоветовал тебе отправиться на Луну, иначе бы мы уже отморозили себе задницы.

Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на Торна.

– Я не понимаю, Торн. Еще несколько дней назад я был уверен в необходимости наших поисков, а теперь все это кажется мне безумием.

Торн кивнул и; сморщившись от боли, сел на кровати. Он снял бинт, и Дженнингс скривился, увидев открытую рану.

– Эта штуковина мне не нравится.

– Все нормально.

– Похоже, начинается заражение.

– Все нормально, – повторил Торн.

– Почему ты не хочешь, чтобы я нашел врача?

– Найди лучше старика, – огрызнулся Торн. – Он единственный, кого я хочу найти.

Дженнингс собрался ответить Торну, но его остановил тихий стук в дверь. Распахнув ее, он увидел нищего. Это был невысокий пожилой араб, голый до пояса. Араб улыбнулся, обнажив при этом золотой зуб, и чересчур вежливо раскланялся.

– Что вы хотите? – спросил Дженнингс.

– Это вы ищете старика?

Дженнингс и Торн быстро переглянулись.

– Какого старика? – осторожно спросил Дженнингс.

– Мне сказали на рынке, что вы ищете старика.