Иными были проблемы, с которыми во время войны столкнулся Карфаген. В сравнении с римской, наемная пунийская армия была менее многочисленна и, вероятно, хуже тренирована (в ней отсутствовала система обучения, принятая римлянами), так что вступать в открытые сражения с римлянами им, как правило, было невыгодно. Следствием этого стало тяготение карфагенян к оборонительной стратегии, основанной на удерживании укрепленных городов и диверсиях на вражеских коммуникациях. За всю весьма продолжительную Первую Пуническую войну мы найдем совсем немного упоминаний о правильных полевых сражениях. Что касается командования войсками, то на среднем и низшем уровнях карфагеняне не уступали, а иногда в чем-то превосходили своих противников. Хуже обстояли дела в высшем руководстве страны. Соперничающие аристократические группировки нередко оставляли без внимания перипетии сражения за Сицилию, что мешало выработать единую стратегию и должным образом поддержать и направить действующую армию.

Помимо боевых качеств воинов и способностей их командиров огромную роль в ходе войны сыграло то, чью сторону принимало население Сицилии, и в особенности ее сильнейшие полисы, прежде всего Сиракузы. Гиерон в конечном итоге выбрал Рим и ни разу до конца войны не отступил от своего союзнического долга. Его помощь многократно облегчала римлянам снабжение своих войск и позволила не прерывать самые важные осады карфагенских городов, начиная с Акраганта и заканчивая Лилибеем.

Нам вряд ли удастся в должной мере оценить вклад в победу римских союзников-италийцев, поскольку у историков – симпатизировали они Риму или Карфагену – не было причин излишне заострять на них внимание, но, надо полагать, этот вклад был достаточно весом, в первую очередь в том, что касалось войны на море.

Надо отметить, что значение войны для противоборствующих сторон было неодинаковым. В двух словах его можно охарактеризовать так: Рим выиграл больше, чем проиграл Карфаген. Пунийцы, несмотря на безусловно колоссальные потери (они, однако, коснулись в первую очередь финансов, поскольку в армии служили и гибли преимущественно иностранные наемники), не лишались возможности и дальше пользоваться всей прибылью, какую давала средиземноморская торговля. У них сохранялось право содержать армию и флот в соответствии с имеющимися средствами. По-настоящему тяжелой была утрата стратегически важных портов на Сицилии (которая, впрочем, никогда не принадлежала карфагенянам целиком). Победа римлян означала для пунийцев появление очень серьезного конкурента как в торговле, так и в претензиях на политическую гегемонию в регионе. Но, пожалуй, самым неприятным для пунийцев было то, что война вызвала к жизни зародыши тех бед, с которыми им пришлось столкнуться вскоре после ее завершения и которые чуть было не погубили их страну: подвластные Карфагену африканские племена были готовы при первой же возможности отомстить за ужасы подавления их последнего восстания, и в то же время незаметно складывалась ситуация, которая повлекла за собой опаснейший солдатский мятеж. Необходимо тем не менее учитывать, что во многом эти проблемы явились прямым следствием политики карфагенского правительства и могли быть предотвращены при более разумном руководстве. И, наконец, нельзя забывать о том, что само по себе поражение в войне должно было неминуемо привести к политической нестабильности и обострению борьбы за власть, участие в которой вследствие возросшего значения армии могли принять и наиболее амбициозные полководцы. Пережив одно испытание, Карфаген должен был готовиться к преодолению новых.

Говоря об итогах войны для римлян, неизбежно приходится повторять слова «первый», «впервые». Война с Карфагеном стала их первым шагом на пути завоевания мирового господства, каким его понимали в Античности. Сицилия стала первой территорией, ставшей, по сути, заморской колонией римлян, где они могли опробовать приемы управления, использованные впоследствии в других землях. Впервые заявил о себе римский военный флот, причем так, что по окончании войны ему не было достойного соперника во всей западной части Средиземного моря. Материальные и людские потери Рима были огромны, однако они во многом окупались не только территориальными приобретениями, но и десятками тысяч обращенных в рабов пленных и колоссальными финансовыми прибылями. По некоторым подсчетам, доходы римлян от военных контрибуций, выкупных платежей и продажи в рабство достигали 65,5 миллиона талантов, и это не считая добычи от грабежа захваченных земель.

Значимость этой войны для судеб античного мира невозможно переоценить. Прежний баланс сил в регионе был нарушен, и отныне самые большие шансы в борьбе за роль гегемона переходили к римлянам, которые показали, что с ними необходимо считаться не только в пределах Италии.

И римляне, и карфагеняне понимали, что с подписанием мира борьба не окончена и ее новый этап еще впереди. Продолжаясь два с лишним десятка лет, война прочно вошла в жизнь многих ее участников, став их личным делом. Как раз таким человеком был карфагенский полководец Гамилькар Барка, мечтавший посчитаться с римлянами за унижение собственной родины. Ненависть ко всему римскому Гамилькар постарался внушить и своим сыновьям. Одного из них звали Ганнибал.

Хотя Карфагену и удалось купить мир у римлян, ему вскоре пришлось столкнуться с более опасным врагом, поставившим под угрозу само существование былой финикийской колонии. Этим врагом стали карфагенские же наемники, которых толкнула на бунт недальновидная политика пунийского правительства.

Поскольку война закончилась, необходимо было вывести армию с Сицилии, выплатить все причитающееся воинам жалованье и распустить их по домам. Гамилькар Барка перевел войска с Эрикса в Лилибей и сложил с себя командование. Переправой в Африку стал руководить комендант города Гисгон. Понимая, что большое скопление наемников, оставшихся без работы и еще не получивших денег, может представлять опасность, он стал отправлять их в Карфаген небольшими партиями, надеясь, что правительство будет тут же выдавать им вознаграждение и отпускать до прибытия следующих.

Но карфагенская верхушка рассудила, что война и так стоила государству слишком больших расходов, поэтому нужно убедить наемников отказаться от недополученных денег. Словно в каком-то ослеплении, пунийцы стали оставлять прибывающих из Сицилии воинов в городе, надеясь, что, собранные вместе, они будут сговорчивее. В результате очень скоро количество совершаемых в городе днем и ночью преступлений многократно возросло, и жизнь в Карфагене стала совершенно невыносимой. Опасаясь возникновения массовых беспорядков, правительство потребовало от командиров армии перевести наемников в находящийся к югу от Карфагена город Сикку, где они должны будут ожидать выплаты жалованья. До того времени им дадут золото лишь на самое необходимое. Воины с радостью восприняли это известие. Им казалось, что в Сикке предстоит пробыть совсем недолго, пока пунийцы будут собирать деньги, а потом они вернутся в Карфаген за честно заработанным.

Однако, судя по всему, у карфагенского правительства были другие планы. Поскольку никаких новых денег оно платить не собиралось и в то же время не хотело оставлять наемникам поводов для скопления в столице, им было приказано переезжать в Сикку вместе с семьями и всем имуществом. Хотя воины были явно недовольны подобным требованием, но ничуть не насторожились и, обосновавшись на новом месте, стали беззаботно отдыхать. «Солдат всегда должен быть занят» – наверное, этот афоризм существует столько же, сколько сама регулярная армия. По-своему его вспоминает и Полибий (Полибий, I, 66, 10), считавший именно безделье главной причиной волнений в наемных войсках и описывавший обстановку в Сикке. Предвкушая выдачу вознаграждения, ветераны войны пытались вычислить, сколько же именно им должны, при этом с каждым новым подсчетом сумма становилась все больше. Вспоминалось каждое обещание прибавки к жалованью, на которые карфагенские военачальники не скупились в минуты опасности, в итоге предполагаемые долги правительства многократно превзошли реальные цифры, которые пунийцы, наоборот, хотели максимально сократить.