– В чём дело? – внимательно смотрю на него, опуская руку с кинжалом.

– Проклятье… – Кристиан понимает, что вновь выдал себя и морщится, пытаясь скрыть нерешительность во взгляде.

– Говори.

– Отпусти её.

– Опять ты за своё. Я сказал, позже.

– Что между вами?

Я сжимаю челюсть, отказываясь говорить. Я и сам не знаю, я тоже хочу, чтобы кто-нибудь ответил мне на этот вопрос.

– Она звала тебя, – сухо говорит дядя.

Замолчи.

Мне нужно сказать это вслух, но я не могу ничего произнести.

– Твоё имя выдавила последним прямо здесь.

Хватит.

Мне не следует этого знать.

– Тебе придётся, Аарон, – голос дяди смягчается, я смотрю в его лицо, но всё перед глазами размыто, не могу сконцентрировать взгляд на его глазах. – Что бы там ни было, тебе придётся отпустить её однажды. Ты не можешь её оживить. Мы найдём другого Морока.

– Я отпущу её, только когда мы разыщем подходящего Морока, – огрызаюсь я. – Слишком высок риск, если сделать это раньше. Просто продолжай поиски того, кто сможет.

– Ты, мальчик, врёшь сам себе! – орёт Кристиан, злясь на моё упрямство. – Ты не можешь сохранить Агату и остаться подле Северина! И СЕЙЧАС ТЫ ПРЕДАЁШЬ БРАТА! ТЕБЕ ПРИДЁТСЯ ВЫБРАТЬ КОГО-ТО ОДНОГО!

Его крик отражается от стен и потолка. К счастью, в этой части дворца мы одни и никто нас не слышит. Но каждым словом он кромсает мне душу, отрезая по куску, нанося один удар за другим. И я заслужил каждый из них. И не потому, что делаю что-то неправильно.

Проблема в том, что я ничего не делаю.

Мне нужно лишь принять решение, и тогда всё вернётся на круги своя.

Но я медлю.

Оттягиваю.

И эта заминка будет стоить брату дороже, чем мне хочется признавать.

Но пока что у меня есть только одно решение, и я не хочу его принимать.

Я встряхиваю головой, решая помедлить и сегодня тоже.

– Сколько наёмников осталось в живых? – перевожу я тему.

– Пятеро.

– Тогда вначале разберёмся с ними.

Кристиан кивает, отступая от нерешенного вопроса, но не сдаётся. Знаю, что он не упирается так сильно лишь пока.

Я не профессионал в пытках, поэтому просто надеваю маску Морока. Этого достаточно, чтобы оставшиеся в живых наёмники начали умолять не отправлять их в Тень. Смешно, как любой, даже самый профессиональный убийца боится того, чего никто даже не видел. Ведь те, кто там оказываются, не могут вернуться и рассказать о подробностях.

Они достаточно быстро признаются в том, что их наняли в Аракене, а полученное золото с профилем нового короля сверкает новизной без единой царапины. Но наёмники уклоняются, когда я напрямую спрашиваю о причастности Даниила, хотя нет никого другого, кому нужно отправлять бандитов в мой дом.

Несмотря на отсутствие Агаты, Даниил всё-таки нанял убийц. У него хоть хватило ума, чтобы купить наёмников со стороны, но неужели не хватило догадливости, что я вытрясу информацию, если хоть один из подосланных попадёт мне в руки?

Этот просчёт кажется мне слишком глупым для него.

Я был с ним достаточно долго, чтобы понять, что Даниил отлично скрывает хитрость за напускным малодушием и внимательность за кокетством.

Задумчиво подкидываю в руке всё тот же кинжал, что вытащил у их мёртвого собрата. «Она звала тебя». И втыкаю лезвие ближайшему пленнику в горло, оставляя кинжал в его теле. Марк единственный, кто сейчас рядом со мной в этой комнате для допросов. Он дёргается, явно не ожидая, что я так сделаю, но предусмотрительно ничего не говорит.

Наёмник хрипит, заваливается на бок и захлёбывается собственной кровью. Остальные в ужасе смотрят на умирающего, что дёргается ещё несколько раз и затихает.

– Спрошу ещё раз, – холодно продолжаю я. – Уверены, что забыли оторвать взгляды от блеска царского золота и посмотреть на лицо заказчика?

– Человек был подставной посыльный, – признаётся один. – Но мы… проследили. И этот посыльный вернулся во дворец в Ярате.

– Ваш друг говорит правду? – я обвожу взглядом остальных.

– Да, – отзывается один, а двое других поддерживают энергичными кивками.

Я вновь киваю, обдумывая услышанное. Я здесь уже двадцать минут и вряд ли добьюсь от них большего, ведь заходя сюда, уже догадывался, какие ответы они мне дадут. Марк без вопросов вкладывает в мою руку свой длинный кинжал, когда я протягиваю раскрытую ладонь. Он приоделся и привёл себя в порядок, в глазах ни следа сонливости, мой помощник и один из немногих друзей полностью собран. Но даже на его лице я вижу гримасу недовольства и сожаления, когда он наблюдает за тем, как я убиваю каждого пленного, несмотря на их мольбы.

– Это мог бы сделать я, – угрюмо говорит Марк, когда я возвращаю оружие, не забыв предварительно вытереть лезвие об одежду одного из мертвецов. – Тебе было не обязательно марать руки.

– Я и так уже замаран с ног до головы, – стягиваю маску, наблюдая, как исчезает мой плащ Морока. – Так что лучше я, чем ты.

Друг печально качает головой. Знаю, что он ненавидит, когда я в таком настроении, но сейчас, как бы я ни пытался, не могу собрать себя в одно целое.

Следующие три дня Агата и Северин восстанавливаются. Девушка продолжает спать, но брат после первого дня возвращается к своим делам. Рядом с ним Анна, а когда она уходит к сестре, то правой рукой Северина становлюсь я. Ему всё ещё сложно говорить, и он постоянно раздражённо теребит повязку на шее. Однако король уже хоть иногда улыбается нашим неловким попыткам помогать ему буквально во всём. Особенно моим. Его забавляет моё скучающее выражение лица, когда мне приходится пару часов просидеть, слушая нудные доклады.

Скоро брату становится легче говорить, и он во всех подробностях рассказывает о нападении в тот вечер. Лишь вскользь Северин описывает свой разговор с Агатой в самом начале, но его красноречивый взгляд намекает, что он догадывается о чём-то. Думаю, это несложно, учитывая, что Агата была в моей рубашке. Но ради Анны он опускает эту часть рассказа.

Северин описывает, как на него напали со спины и что именно Агата спасла ему жизнь. Пока Анна сидит рядом, прижимаясь к брату, он рассказывает без особых подробностей, но как только она выходит, чтобы принести ему отвар для снятия боли в горле, Северин переходит к более откровенным деталям, чтобы я знал подробности.

Когда я не занят Северином, то проверяю Агату, но не задерживаюсь рядом дольше, чем нужно. Анна пару раз высказывает мне своё недовольство, упрекая в чёрствости и чёрном сердце. Но я не могу. Я помню кровавые отпечатки ладоней на стенах и не могу забыть о том, что боль и смущение от моего отказа могли быть последним, что я видел на её лице.