Ну, ладно. Человек старается, выгребает, живет… а теперь новый друг ее Витек – вообще чистый ангел… понимающий, порядочный… и мальчик у нее есть от прошлого приятеля – Матюша, тихий такой, спортом занимается, пловец… наш-то – шебутной, нервный… В общем, дай ей бог!

И я рада, но при этом я мужу говорю: только хорошо бы, чтобы не как тогда получилось. Ну вот когда она привела полную квартиру какого-то народа и все стали траву курить. И не как тогда, в прошлый раз, когда Вика сама заезжала, и выпила вроде немного, а потом из маршрутки выпала лицом вниз. Зубы себе выбила передние, и зашивали ей там что-то – губу или щеку.

Да нет, говорит муж, теперь-то уж точно нет! Теперь у нее Витек есть. И она с ним теперь счастлива.

Да-да, говорю, конечно, какого рожна еще надо человеку, если есть Витек.

Муж на меня так зыркнул и говорит: понятия не имею, чего тебе еще надо.

* * *

Приехали вечером, веселые, мальчишки сразу в комнату – города строить.

Вика говорит: как хорошо ваш с нашим вместе играет! А то с Матюшкой почему-то никто общаться не хочет, все гонят. Тихий слишком, за себя постоять не может.

Витек говорит: я тоже таким был, – и смущенно улыбается.

Витек высоченный, метра под два, белобрысый. Вот, думаю, действительно: повезло Вике с ним! И ребенка любит, сразу видно.

Пиццу заказали. Болтаем о том о сем. И как всегда, пошли откровенные разговоры – ну, это у нас всегда так бывает с Викой. Почему – не знаю даже, тянет в эту сторону, и все.

Началось с того, что Вика рассказала про свою подругу, которая занимает какой-то нехилый пост, и при этом живет она с человеком, который ее называет собачкой и водит на поводке с намордником. В свободное время, конечно. Не на работу. А по субботам они еще ходят в специальный какой-то зал, и он ее там лупит плеткой с крючьями, так что душа, по словам той подруги, натурально вылетает из тела, и вот бы попробовать.

– Не, ну садо-мазо, конечно, это не майо-о-о, – тянет мой муж. – То есть кому-то это, может, и нравится, – он косится на меня, – но я бы так жить не смог!

– А че ты, – говорю, – на меня-то смотришь?

– А то, – говорит муж, – что ты меня чуть сковородкой не убила на прошлой неделе! Большой палец на ноге распух, я рентген ходил делать!

– Ну, – говорю, – я много раз извинилась! И вообще, это же не садизм, а темперамент! Зато у меня язвы никогда не будет, я не коплю в себе переживания. Тебе же нужна здоровая жена.

– Да, «здоровая» – это точно! – говорит муж.

– А вот если я, к примеру, хочу, чтобы меня ебали в жопу, а муж не хочет и заставляет меня так? – говорит Вика. – Тогда как быть?

Мы стали живо обсуждать этот вопрос, поглядывая через плечо в коридор – не бегут ли к нам детишечки.

– Удивляюсь я на вас, ребята! – воскликнул наконец мой муж. – И на себя заодно! Никогда не мог бы подумать, что смогу такие вещи с кем-то в дружеском кругу обсуждать!

– Насчет мазохизма, я еще любила раньше, – говорит Вика, – когда хочется себя поругать сильно… Рассказываю разным людям, что творила, только не как про себя, – у нас тут народ корректный, ну, начинают успокаивать, – а как будто про свою подругу. «Одна моя подруга переспала с двадцатью мужиками за месяц». Ну, тут и слышишь это все: шлюха! Блядь! И достигаешь своей цели. Маневр такой.

– Вот я этому, ребята, и удивляюсь, – говорит муж. – Вот что она говорит, а ты это нормально…

– Я? – удивляется Витек. – А че такого?

– Да я сейчас вообще… асексуалка, – говорит Вика. – Ну, не всегда (смеется). Но по сравнению с тем, что раньше было, уж точно…

– Ну, если серьезно, – говорит Витек, – я про Вику, что там было или не было, все знаю, и мне абсолютно пофиг. Я не ревнивый. Ну, вот чего-то не положили в организм.

– Счастье-то какое, – говорю. – Поделиться? А то у меня многовато.

– А зачем? – Витек пожимает плечами.

– Я сейчас правда ни с кем, – говорит Вика. – Только с Витей.

Кладет руку ему на шею. Садится на колени. Влюбленные. Красота.

– Прям завидно стало, – говорит муж и смотрит на меня. – Может, я тоже святой?

– Неа, – говорю, – у тебя нема поводов для святости. Хотя, если хочешь, могу тебя канонизировать.

– За сковородку.

– Договорились, – говорю. – И кошка у нас евре… – говорю. – В смысле, святая.

– И водка! – вставляет Витек.

– Ну в общем, договорились, у нас тут у всех нимбы, – Вика хохочет.

– Я как с Викой познакомился, а все такие мне ссылки какие-то шлют, «смотри…» – говорит Витек. – Вот нахуя мне это подсовывать? Да смотрите хоть обсмотритесь! Это даже и здорово, что есть на что посмотреть!

* * *

Тут мужики покурить собрались, а мы с Викой на кухне остались. Свет включили. Апрель, вечера темные.

– А я еще в детстве, – говорит Вика, – лет в тринадцать… я решила, что хочу сделать из своей жизни произведение искусства. Мне сказала училка по литературе, точнее, обо мне сказала: «Творческая натура без малейших творческих способностей». А если вдуматься, это так и есть! Живу… яркими мазками… Все это ужасно банально и пошло, но ничего на свете другого и нет. Люди, города, все вот это вот. А что еще может быть?

– Не знаю, – говорю. – А Витек что?

– А что Витек? Он, если хочешь знать, он вообще… «Да нет, такие, она не замужем, как она может быть замужем – она же святая». Да пошли они все! – и Вика вдруг смахнула слезу. – Мне, знаешь, приснилось недавно… Приснилось, что я с самолетом упала, лежу в пустыне, и у меня руки сломаны, обе, под прямым углом торчат, и кровь на песок льется как из крана. Я смотрю на руки свои, и у меня паника, что инвалидом останусь, и тошнит ужасно. Или снилось еще… Что выхожу из метро, а люди мне навстречу, и вместо лиц у них куски мяса сырого, завернутого в пленку, как в супере…

– Кошмар, – говорю.

А Вика уже и слезы с лица не смахивает.

– А все такие: «какое счастье, что Витек с тобой». Какое счастье, бля. Счастье какое. Счастье. Аленка, вот знаешь… единственный мужчина, с которым я могла жить, это был мой дед. Нет, я не напилась. Нет, я… мне не много… Дед, он у меня ничего не спрашивал. И он меня не жалел. Не жалел, бля. Я поехала бы жить к деду, если бы не счастье, бля, счастье. Еще у меня тетя Лена была, крестная. То есть… она и есть, но я с ней не общаюсь больше. Она, знаешь, добродетельная такая, бля. Моральная. Шахматный тренер. Решила с подростками в детдоме заниматься. А там… ад. Воспитатель девочек ебет и держит при себе, а соцпедагогиня им рассказывает басни, что ищет «богатых родителей». Кто беременеет, аборты делают. По многу раз. Двенадцатилетним иногда. Я говорю: «Тетя Лена, устройте скандал!» А она мне сказала… типа нет, я лучше буду их шантажировать этим, чтобы хотя бы одного ребенка оттуда спасти. Я не разговариваю с тех пор с ней. Не знаю, взяла она ребенка, нет – меня она не интересует больше… одну возьмет, а остальных так и будут ебать… А, еще такой сон снился: на мне появляются заломы, как на ткани, каждый залом раскрывается, разъезжается, чуть кровоточит, потом вместо крови начинает сыпаться песок. Вот, песок именно сыплется. Тогда в Париже жила, ну, недолго, несколько месяцев, пыталась раскручивать проект один – журнал о кино… Тусовки творческие, пьянки, мужики, отлично все было… вдруг ночью однажды, домой пришла, в ванной смотрю в зеркало на себя, и вдруг такая: я старею, вот морщины, а что, если я стану развалиной, инвалидом, тенью прежней себя. Это мне было… двадцать семь лет… Семь лет назад. В какой-то момент ты садишься в поезд, и он тебя везет. Чем дальше, тем меньше народу кругом, меньше и меньше. И сушь такая вокруг, пустошь… Станции, на которых входят какие-то люди или не люди, мучают… и потом все равно уже, совсем…