Рассказывая об этих, уже своих собственных соображениях, Осетров как бы подсказывал, чем нужно заняться адвокату, выяснением каких сторон дела. Но вот таких подсказок Юрию Петровичу вовсе не требовалось. Сами, как говорится, с усами. И он подумал, что ребятам Дениса Грязнова работенка, пожалуй, найдется.

Затем, так же избегая подробностей или просто не имея представления о них, сообщил Осетров о произведенных в квартире покойного и на его даче под Коломной обысках, об их результатах. Назвал, без ссылки на себя, фамилии тех, кто участвовал в обысках, то есть полковника Караваева и майора Машкова, соседку по даче Клавдию Михайловну. Добавил, что было бы желательно, чтобы эти сведения исходили от вдовы. На вопрос Юрия Петровича, что могла знать сама Нина Васильевна о существе работы мужа, Женя без раздумий ответил кратко: «Ничего».

«Хорошенькое дело, – подумал Гордеев, – те, кто что-то знает, стремятся уйти в сторону, а мне предоставляют беседовать с теми, кто в буквальном смысле ни черта не знает…» Но не это настораживало адвоката. В аналогичных условиях приходится работать практически постоянно, хуже другое – сама система, которая, скорее всего, узнав о частном расследовании, немедленно кинется подчищать возможные следы и убирать хвосты и торчащие уши. А как это у нас умеют делать, Гордееву не стоило рассказывать, и тонко, так, что комар носа не подточит, и по-топорному грубо, чтоб знали: мы не любим стесняться! Ну и выводы отсюда делали… всякие адвокатишки…

Юрий Петрович даже не уверен был, что с ним вообще станут разговаривать. Нет, с лестницы, конечно, не спустят, под зад пинка не врежут, но из вежливых, округлых фраз и многозначительных умолчаний он сам ничего для себя не выберет.

И все же главными сейчас оставались те жернова, о которых ничего так и не сказал Осетров. Впрочем, как показалось Гордееву, возможно, Осетров пока просто не готов к более откровенному разговору. Может, ему нужно время. Необходимы соответствующие условия. И не эта официальная обстановка, а беседа с глазу на глаз. Ну что ж, наверняка он по-своему прав. Надо проработать и этот вариант.

И неожиданно такая возможность представилась. Или эта возможность была Женей запланирована заранее? До той минуты, пока он не убедится, что адвокат действительно готов принять на себя дело? И с ним можно уже быть более откровенным. Но так или иначе, а Женя вдруг спросил:

– Я не слишком вас задерживаю? Ваш рабочий день, поди, давно закончился?

– У нас нет нормированного рабочего дня, – улыбнулся Гордеев. – Бывает, носишься сутками с высунутым языком, а случается, точно так же, без сна, сидишь за материалами дела. Простои, впрочем, тоже бывают – спи в свое удовольствие. Но последнее накладно для кошелька.

– Понятное дело, – усмехнулся и Осетров. – Просто я к тому, что мы засиделись. Кстати, если у вас нет каких-то особых планов на вечер, мы могли бы заехать куда-нибудь. Взять по рамочке. Нет желания? – И он выразительно посмотрел в глаза Юрию Петровичу.

– А что, пожалуй, – лениво согласился Гордеев. – Почему бы и нет? Но ведь я и сам на колесах.

– Вы где живете?

– Временно арендую на Башиловке. Пока не получу свое законное жилье.

Юрий не захотел вспоминать о том, как его дом стал жертвой террористов, которых, правда, до сих пор не поймали и теперь вряд ли когда-нибудь отыщут. Это было в те дни, когда в Москве гремели ночные взрывы, москвичи смертельно боялись мешков с сахарным песком, а «силовики» все грехи списывали, естественно, на «чеченов», всячески маскируя собственную причастность к прогремевшим трагедиям, о чем много тогда рассуждали все без исключения средства массовой информации. И никакого, кстати, капремонта на месте взорванного дома производить не могли – там нечего было уже ремонтировать. Просто Юрий не хотел будировать тему. Тем более что по постановлению московского правительства однажды должен был и он получить компенсацию за свою потерю в виде новой жилплощади. Когда этот акт состоится, он не знал. И пока снимал себе жилье. Но ведь не обсуждать же эту скользкую тему, тем более с фээсбэшником! Даже если тот фрондирует. Однако у Осетрова, оказалось, и в мыслях не было о чем-то расспрашивать. Он предложил:

– Нам в принципе по дороге. Я в Бескудникове живу. С матерью, – как бы оправдался он. – Так что с удовольствием подброшу вас на Башиловку. Что скажете?

– Но у меня здесь свои колеса, – возразил Гордеев.

– Жаль, – как показалось Гордееву, искренно огорчился Евгений.

– Оставлю здесь, в конце концов, – вздохнул Юрий Петрович. Вряд ли кто польстится на моего «старичка». А вы за рулем не боитесь? – усмехнулся он.

– Ну… не в лежку же! – засмеялся Осетров. – Так едем?

Гордеев был почти уверен, что Женя пригласит его все в того же «Карася», но ошибся. Осетров вырулил на своей «Ниве» на Садовое кольцо и помчался в сторону Самотечной и уже там, повернув к театру теперь уже Российской Армии, в одном из переулков подрулил к почти неприметному из-за отсутствия ярких опознавательных знаков кафе. Подмигнул, как заговорщик, и хмыкнул:

– Мировая точка. Не засвеченная.

Да, это был конечно не «Карась» с его улыбчивым и внимательным официантом и водопадами вдоль окон. Обычная, видно, в недавнем прошлом «Пельменная», только уже со столами и стульями, а также пышной веерной пальмой возле стойки маленького бара – на три стульчика. И народ здесь был простой, без крутизны, скорее всего, обитатели соседних домов.

Нашли свободный столик, Евгений подозвал официанта, хотя, как заметил Юрий, посетители сами подходили к окошку справа в стене, заказывали, что хотели, и сами же получали свои заказы. А официант здесь был, видимо, для проформы. Или для таких вот, вроде них, важных посетителей.

– Че будем? – по-простецки спросил Евгений у Юрия.

– Че хошь, – также ответил Гордеев.

Евгений засмеялся и заказал бутылку водки и закусь под нее. Так себе – селедочка с лучком, картошечка, свежие огурчики и по бараньей отбивной. Довольно стандартный набор. Единственное, в чем он позволил себе проявить оригинальность, – это двойная порция маслин.

Гордеев улыбался. Неужели нормальный мужик? Без закидонов… И принесенную водку он разлил не в рюмки, а в бокалы для воды – сразу по сотке, по-мужски.

– Я чего хочу тебе сказать, – начал Осетров, едва официант принес заказ, – не люблю разговоров в конторе.

Он перешел на «ты», хотя прежде они называли друг друга по именам, но на «вы».

– Давай! – Женя протянул свой бокал, чтобы чокнуться. Затем выпил и подцепил вилкой кусок селедки. – Понимаешь, какое дело? Тебе, Юра, все равно придется влезать в это дело… Главный вопрос в том, кому выгодна версия самоубийства. Но это я прошу оставить между нами. А сам ты вряд ли докопаешься. Точнее, не дадут. Не будут давать, – поправился он. – Не знаю, может, я зря затеял этот разговор… Узнаешь правду, еще откажешься…

– Ну, во всяком случае, без полной правды я просто физически не смогу ничего добиться, – возразил Гордеев. – Другое дело – знать, иметь в виду, но помалкивать. На это могу согласиться. Так что гляди теперь сам.