– Ластик?

– Чтобы стереть прошлое.

– Ты строга. Как-то ночью ты говорила мне о моем прошлом, которое живет в настоящем. Так же и Андерс – он человек прошлого, живущий в настоящем.

Она некоторое время молчит, выходит из воды, под ногами ее растекается лужа.

– Ты точно как он, ты видишь такие вещи, которые другие не видят.

Перед отъездом Клер поднялась причесаться и подкраситься. Она оставила открытыми все двери, и, стоя перед каминной полкой, Артур слышит, как позвякивают флакончики и косметические принадлежности. Огонь трещит, языки пламени лижут живот поленьям. Андерс сидит на кряжистом пне, поставленном перед камином. Его лодыжки, колени, бедра, кажется, вырезаны из дерева, из корней пня, лицо охристого цвета, а руки цвета крови. Он молчит. Глубоко вздыхает. И наконец начинает говорить, совсем тихо. Он хочет рассказать Артуру кое о чем. Он всегда знал, что надо выбирать женщину, у которой ясные отношения с отцом. Ее отец и мать, – признается он, – даже никогда не звали ее одним именем. Отец называл ее Арианой – второе ее имя. Артур должен забыть об Ариане и заботиться о Клер. Знает ли он, что до восьми лет у нее были светлые глаза? Ярко-голубые! Увы, сто раз увы, она его не послушалась. О да, дорогой Летуаль, она слишком много смотрела на солнце, и ее светлые глаза стали серыми. Читал ли он Ларошфуко? «На смерть, как и на солнце, нельзя смотреть прямо». Так вот, эта девочка посмела посмотреть в лицо и солнцу, и смерти. Артур озадачен.

– Солнцу. И смерти. В лицо. – Андерс не спускает с него глаз. – Она вам об этом рассказала?

– Она рассказала мне, что в детстве обожала следовать за похоронной процессией.

– Так вот, послушайте меня, доктор. Во-первых, здесь не обожают…

– Ничего, кроме Бога, или в самом крайнем случае – симфонии.

– Она преподала вам этот урок Ну так запомните его, тысяча чертей! Во-вторых, Клер была не такой, как все девчонки. В-третьих, она не ограничилась тем, что следовала за похоронными процессиям, она зашла гораздо дальше. Но я остановлюсь здесь. Пусть сама признается вам во всем остальном, если сочтет нужным. Не принуждайте ее. Иначе, поверьте мне, она заставит вас поплатиться за это. Знаете, что произошло в 1667 году? Примерно в ту эпоху появилось выражение «наводить тень на плетень»… Если на душе у Клер становится пасмурно – тень наступает так же быстро, как туча закрывает солнце в ветреный день.

– Да, стремительностью она похожа на синицу.

– Моя внучка непростая птица. Я бы скорее сравнил ее с птицей хищной. С ястребом-перепелятником например. Великолепный черно-белый хищник. Самка больше самца. Я это говорю не для того, чтобы бросить на вас тень.

– Кстати о тени… мне неловко.

– И почему же, позвольте спросить?

– Из-за сеанса гипноза.

– Не берите в голову. Вот, держите.

Андерс протянул Артуру сверток в газетной бумаге. Он развернул бумагу, узнал обложку, свору собак у ног женщины, веленевую бумагу, пахнущую влажной землей. Он бросил на Андерса вопросительный взгляд, тот ему подмигнул. Клер появилась на каменной лестнице в серой замшевой куртке. Андерс поднялся и свел ее вниз за руку. У нее на один пакет больше, чем по дороге сюда, – большой сверток ткани, завязанный веревкой.

– Вот ты и в городских доспехах. Ну и нагружена же ты.

– Я позаимствовала у тебя пару простыней. В Париже мне их не хватает.

– А, льняные простыни Арианы. Дорогой Летуаль, вот видите, этот дом хранят трое святых Святой Пакет, Святая Веревка и Святой Удирай.

Когда они прибыли на вокзал, погода изменилась, сгустились тучи, облаков становилось все больше. Поезд медленно едет вдоль перрона, гоня перед собой волну горячего воздуха, которая поднимает вихрь бумажных салфеток, окурков и пыли. И вдруг дождь стеной. Артур хочет укрыться. Клер сжимает его руку. «Подожди. Обними меня крепко», – шепчет она. Они вжались друг в друга, словно ища защиты. Вокруг идет дождь, но на них не падает ни капли. Под их ногами асфальт остается сухим. Не веря своим глазам, Артур хочет поднять голову, посмотреть, что над головой. Клер не дает ему это сделать. «Пожалуйста. Не двигайся. Не думай».

В ночном купе Клер заняла верхнюю полку, Артур среднюю. Тот, кто лежит на нижней полке, читает, лежа на спине, при ночнике. Клер держит Артура за руку. Ее пальцы разжимаются – она заснула. Ценой нескольких акробатических трюков Артур присоединяется к ней. Целует неподвижные руки, гладит забывшиеся плечи, будит спящий живот. Поезд покачивается от их игр. Человек на нижней полке не спит. Взгляд его покидает книгу. Оседлавшая Артура Клер нагибается и шепчет ему на ухо: «У того парня глаза открыты, мне это нравится».

Она вскидывает голову, позволяя любоваться своими африканскими губами, приоткрытыми от наслаждения, обоим мужчинам – тому, кто целует их, и тому, кто смотрит.

Утро. Они в Париже. Они пришли к нему домой. Она бросается к окну, открывает его и высовывается, грудью на подоконнике, балансируя на одной ноге, в позе детства.

– У тебя слишком темно, тебе не хочется переселиться куда-нибудь в другое место? Переехать? Я и здесь не чувствую себя дома. Вот именно, перемена будет незаметна.

– Я подумаю.

– Скорей! Мне больше не хочется оставаться у тебя. Уйдем. Возьми с собой вещи. Мама вернула Януса ко мне. Мне надо его видеть.

Они у нее. Артур моет руки в ванной, Янус подпрыгивает и слизывает каплю воды с крана. В кухне Артур берет яблоко. Янус сидит на холодильнике. Артур выходит из кухни. Усаживается на пуф за корейским столиком привстает, зажигает торшер, снова собирается сесть. Но замирает, не успев усесться, с выключателем в руке. Янус уже занял его место.

* * *

Клер спит, на подушке ее профиль. Шерсть священного бирманского кота, цвета облака, смешивается с черными, как тушь, волосами. Они спят, и сон их неотличим в том, что Артуру не слышно дыхание ни того, ни другой. В полудреме он видит полусон: возвращение поездом, тетрадь поцелуев, он ищет номер телефона Клер, но появляются два других номера – его приемной и его квартиры. Он наклоняется, касается страницы ресницами, прижимает губы к отпечаткам поцелуев, тетрадь тяжелеет, твердеет и превращается в каменную плиту. Поцелуи и числа стираются. Остаются три цифры – арифметическая операция. Они уже не на странице: рука чертит их в пустоте: 1 + 1 = 0.

Артур больше не живет у себя. Клер отвела ему ящик в ванной комнате и сундук в гостиной, где они спят. Никогда еще они не были настолько близки, но уже наступила их первая разлука. Его шорты, носки, галстуки, ремни, рубашки живут отдельно, хотя вся эта популяция белья и аксессуаров могла бы поместиться в комоде, обнимаясь с трусиками и бюстгальтерами Клер. Он одевался бы неловкими спросонья движениями, пряжка ремня цеплялась бы за эти кружева и крючочки. Так их кожа соприкоснулась бы в отсутствие их тел. Через посредника.