— И что толку? В Хартингтоне нет ни одного неженатого мужчины.

— Готов поспорить, кто-нибудь наверняка есть, прямо у тебя под носом.

— Ты? — Генриетта с тоской посмотрела на Троя.

— Если бы, — вздохнул он. — Я бы сделал тебя еще несчастнее. Тебе нужен настоящий мужчина, страстный любовник, а не восторженный обожатель, который вознес бы тебя на пьедестал и боготворил, строя при этом глазки почтальону.

— Может, наш Тони?

— Нет, точно не он. Но это должен быть кто-то из Хартингтона. Разве не так случается в любовных романах? Героиня всегда находит счастье с местным парнем, которого прежде не замечала.

— Я внимательно разглядываю всех проходящих по улице мужчин. Может, мне просто не суждено выйти замуж? Может, мне на роду написано всю жизнь завидовать женщинам с колясками и детскими стульчиками на колесах? Тем, у которых холодильники залеплены детскими рисунками и расписанием школьных уроков? Из меня вышла бы хорошая жена. Я бы кормила мужа изысканными обедами, готовила ему горячие ванны, массировала ноги после утомительного дня, помогала бы в делах лучше всякой секретарши. Я родила бы ему пухлых детишек и сама была бы нежной, как сладкий пудинг. Я сделала бы его счастливым. Но все то хорошее, что я могла бы дать мужчине, киснет во мне, как перебродившее вино. Если я вскоре не найду себе кого-то, превращусь в уксус и буду уже ни на что не годна.

— Брось говорить глупости, Этта, у тебя в запасе еще масса времени.

— Но я не хочу быть старой матерью. — Генриетта прижала руки к животу. — Я мечтаю завести детей, пока еще молода, чтобы участвовать в забеге наравне с другими мамочками, а не плестись в хвосте как старая кляча.

— Ты всегда будешь достаточно молода, чтобы радоваться жизни.

— Но что толку радоваться жизни в ходунках для престарелых? — Генриетта уныло проводила глазами падавшие на пол обрезки волос, похожие на темные перья.

— Ты еще встретишь мужчину своей жизни, и когда это случится, я буду очень ревновать. — Генриетта наконец улыбнулась, и ободренный Трой притворно вздохнул. — Господь сотворил меня геем, чтобы помучить.

— Вдобавок он создал тебя красивым, чтобы помучить меня, — хихикнула Генриетта.

— По крайней мере мы можем над собой посмеяться. Это несколько примиряет с действительностью.

— Верно. Хотя иногда наступает момент, когда и смех не спасает.

Они посмотрели друг на друга в зеркало, разделенные незримой стеной, и лица их печально вытянулись. Затем Трой наклонился и нежно коснулся губами обнаженной шеи Генриетты.

— И все равно я люблю тебя, — хмуро произнес он.

— Знаю. Я тоже тебя люблю. Ты мой друг. Без тебя жизнь превратилась бы в ад.

Неделю спустя Дерек Хит с двумя сыновьями занялся ремонтом гостевого домика Миранды. Старенький радиоприемник, заляпанный многочисленными слоями краски, надрывался на подоконнике, пока строители освобождали кухню от мебели и выкладывали плиткой пол. Под звуки незабвенного хита Фредди Меркьюри «Мы вас растрясем» к команде ремонтников присоединился Артур, старший брат Дерека, призванный на помощь со скамейки запасных. Одетый в безукоризненно белую спецовку, он тотчас включился в работу: принялся обновлять протекший потолок в гостиной и переклеивать обои. Миссис Андервуд принесла рабочим чай с печеньем и надолго задержалась поболтать. Вскоре к компании присоединился и мистер Андервуд. Он нарочно постарался найти себе занятие на этой стороне реки. Сторм и Гас, вернувшись домой после школы, оставили велосипеды на посыпанной гравием дорожке и со всех ног бросились к домику. Дерек ласково потрепал их по головам, вспоминая собственных сыновей в их возрасте и поражаясь тому, как быстро летит время. Для Гаса тут же нашлась работа — об этом позаботился Дерек, а Сторм помогла миссис Андервуд разлить всем чай и раздать печенье. Наблюдая, как рабочие меняют облик домика, стирая память о миссис Лайтли, Миранда испытала минутное сожаление. Эти комнаты служили тайным пристанищем влюбленных. Здесь оставила Ава свой альбом. Грубое вторжение в прошлое незнакомой женщины вдруг показалось Миранде чем-то недостойным и постыдным.

Фатима явилась знакомиться с хозяйкой. Это была смуглая женщина с крупными чертами лица и блестящими карими глазами, волосы ее скрывал широкий шарф, завязанный под подбородком. Полные губы, растягиваясь в улыбке, обнажали широкие черные щели между зубами. Тучная, небольшого роста, Фатима фигурой напоминала бочонок меда. На ногах у нее были белые носки и сандалии.

Прежде чем Миранда успела объяснить, чего она хочет, Фатима остановила ее властным взмахом руки.

— Я знать, как чистить дома, чтобы богатые люди любит, — заявила она с сильным марокканским акцентом. — Вы будет доволен. Фатима чистить ваш дом, пока тот сияет. — Она расплылась в улыбке, сверкнув золотой коронкой. — Фатима знать.

Свои слова она подкрепила решительным кивком, и Миранде пришлось нанять ее.

— Вы принять правильное решение, — важно заключила Фатима. — Вы не пожалеть.

Миранда вернулась к своему столу и принялась писать статью для журнала «Ева» о деловых женщинах, раздумывая про себя, как же другие работающие матери успевают справляться со всеми делами сразу.

Дэвид появился в пятницу вечером, усталый, в дурном настроении. Однако рыбный пирог, приготовленный миссис Андервуд на ужин, заметно его взбодрил, а когда подошла очередь сладкой выпечки с яблоками и ежевикой, Дэвид почти повеселел.

— Дорогая, — сказал он, взяв жену за руку, — жизнь, кажется, налаживается!

— Я тоже так думаю, — согласилась Миранда. — Похоже, Хартингтон-Хаус стал наконец нашим домом.

— Зажженный камин, изысканный ужин, Гас за всю неделю не прогулял ни одного урока. — Дэвид откинулся на стуле. — Вот это настоящая жизнь. — Он похлопал себя по животу. — А теперь я, пожалуй, приму ванну и включу телевизор. Посмотрим, есть ли там что-нибудь интересное.

Миранда проводила мужа глазами со смешанным чувством гордости и обиды. Дэвид оценил старания жены наладить быт, но не спросил ни о ней, ни о детях. Правда, упомянул, что Гас примерно себя вел, но только потому, что Миранда не пожаловалась на сына. Она осушила бокал вина и окинула взглядом оставленные на столе блюда. Она вспомнила о спрятанном в кабинете альбоме, и по телу пробежала дрожь предвкушения. Миранда решила ничего не говорить Дэвиду о своей находке. Дневник Авы будет ее секретом. Сознание, что отныне у нее есть своя тайна, оказало на Миранду странное действие. Она вдруг почувствовала свое превосходство над мужем. Альбом стал для нее чем-то вроде секретного оружия, скрытым источником силы. Сейчас она сложит тарелки в посудомоечную машину, включит ее, будет смотреть телевизор вместе с Дэвидом, потом они отправятся в постель, но вечером в воскресенье, оставшись одна, она достанет альбом, свернется клубком на кровати и сполна насладится чужой любовью.

К концу октября ремонт в домике закончился, Жан-Поль вернулся в Хартингтон. Проснувшись в хорошем настроении, Миранда долго думала, что надеть, и наконец выбрала пару узких джинсов «Рок энд Репаблик», заправленных в сапожки, и белую блузку от Анн Фонтен. Она щедро опрыскала себя духами «Джо Малоун» с ароматами лайма, базилика и мандарина. Миранда успела вымыть и высушить феном волосы, оставив их распущенными, ниспадающими на плечи гладкой сверкающей волной. Придирчиво оглядев себя в зеркале, она осталась довольна. Ее облик оставлял ощущение легкой небрежности, ничего нарочитого. В конце концов, Жан-Поль всего лишь садовник.