Вин с размаху плюхнулся на табуретку. Дыши. Просто дыши, ты, огромный и такой бестолковый ублюдок. Дыши…

– Так, я видела, как твоя подружка ушла, – сказала рыжеволосая, незаметно подойдя к нему. – Составить тебе компанию?

Ее руки с кроваво-красными ногтями, напоминавшими по длине когти, пробежались по испачканному лацкану его костюма. Он небрежно смахнул ее ладонь с себя.

– Прекрати…

– Ты уверен?

О, Господи, он был еще горячей снаружи, намного холодней изнутри, чем он представлял. Ему нужно прекратить это… потому что он не желал знать грядущего послания. Не хотел видения, контакта, взгляда в будущее, но был телеграфом, бессильным против посылаемых ему знаков.

Первым был мужчина в лифте, потом двое парней снаружи… сейчас это.

Рыжеволосая потерлась о его руку и наклонилась к уху.

– Позволь мне позаботиться о тебе…

– Джина, проваливай отсюда.

Глаза Вина метнулись в сторону Марии-Терезы, и он открыл рот, пытаясь промолвить хоть слово. Ничего не вышло. В довесок, когда Мария-Тереза уставилась на девушку, она превратилась в затягивающий его водоворот, все вокруг кроме нее стало тускнеть. Он приготовился к тому, что наступит дальше… и точно, дрожь, зародившаяся у его ног вместе с туманом, поднималась все выше по его телу, охватывая его колени, живот, плечи…

– Ну и ладно. Мне не нужно умолять, – фыркнула Джина, направляясь к двери. – Удачно повеселиться с ним… между прочим, он как-то чересчур напряжен.

– Вин? – Мария-Тереза подошла ближе. – Вин, ты меня слышишь? С тобой все в порядке….

Слова посыпались из него чужим голосом, одержимость завладела им, и он не знал, что говорил, потому что послание предназначалось тому, к кому он обращался.

Его уши слышали какую-то бессмыслицу:

– Мукае ни куру... Мукае ни куру...

Побледнев, она отступила назад, ее рука инстинктивно поднялась к горлу.

– Кто?

– Мукае... ни... куру...

Голос Вина был низким и мрачным, а слова – слишком бессмысленными для него, даже когда он пытался расслышать каждую букву, старался вникнуть в то, что сообщал ей: самая худшая часть его проклятья – он не мог повлиять на будущее, потому что не понимал, что именно предсказывал.

Мария-Тереза отступала от него, пока не врезалась в дверь, ее лицо был бледным, а глаза – широко распахнуты. Трясущимися руками нащупала ручку и вылетела из разделки, подальше от него.

Ее исчезновение вернуло Вина к реальности, вырывая из удерживающих его оков, разорвав ниточки, которые превратили его в марионетку… черт знает, чьей куклой он был. С самого первого раза, когда видения взяли его под свой контроль, он не знал, что или кто говорил, и почему из всего населения планеты именно на него возложили эту тягостную ношу.

Милостивый Боже, что ему теперь делать? Он не мог заниматься бизнесом, жить с непрошенными видениями. И он не хотел снова возвращаться в свое детство, когда люди считали его ненормальным.

Этого не случится. Он позаботится обо всем.

Положив руки на колени и вдыхая воздух урывками, он позволил голове повиснуть на плечах, единственной опорой служили локти. В таком состоянии его обнаружил Джим.

– Вин? Что случилось, дружище? У тебя сотрясение?

Если бы все было так просто. Он бы предпочел тяжелое кровоизлияние в мозг, чем глоссолалию. Вин заставил себя посмотреть на приятеля. И потому, что очевидно, его рот не избавился от внезапной самостоятельности, он услышал, как спрашивает:

– Ты веришь в демонов, Джим?

Мужчина нахмурился.

– Что, прости?

– В демонов…

Последовала длинная пауза; потом Джим сказал:

– Отвезем тебя домой – как тебе такое предложение? Ты неважно выглядишь.

Игнорирование Джимом его вопроса напомнило о вежливом способе общения с ненормальными. Хотя, было полно и других реакций – начиная с бегства Марии-Терезы, заканчивая откровенной жестокостью – каждую из которых он познал в детстве на собственной шкуре.

Джим был прав. Куда ему нужно поехать, так это домой, но провались он в преисподнюю, если не найдет Марию-Терезу и скажет ей... что? Что в промежутке между одиннадцатью и семнадцатью годами подобные «приступы» случались с ним регулярно? Что из-за них он растерял всех друзей, и его заклеймили психом? Что из-за них ему пришлось научиться драться? Что он жалеет о том, что дважды за эту ночь испугал ее?

И что, ко всему прочему, ей нужно принять сказанное им за сущую истину и защитить себя? Потому что он никогда не ошибался. Подвесьте его за ногу… но какую чушь бы он ни говорил, она сбывается.

Так он узнавал, что новости были не радостными. Позднее, кто-то посторонний, а может и сам человек, рассказывали ему, что он напророчил и что это значило. Боже, он всегда страшился того, что следовало за этой правдой. В дни его молодости, когда его легче было напугать, он бы закрылся в своей спальне и, сотрясаемый дрожью, свернулся калачиком под одеялом.

Он видел мертвых людей и предсказывал будущее. Плохое, кровавое, разрушительное.

Так, какие проблемы были у Марии-Терезы?

– Давай же, Вин. Пошли.

Вин уставился через раздевалку. Возможно, с его стороны будет великодушнее уйти по-тихому… объяснения напугают ее еще больше. Но это не поможет ей избежать грозящей опасности.

– Вин… позволь мне увезти тебя отсюда.

– Она в опасности.

– Вин, посмотри на меня. – Парень пальцами указал на свои глаза. – Посмотри на меня. Сейчас ты собираешься домой. Тебя нехило огрели по голове в том коридоре, и, по всей видимости, ты начал бредить. Я усек фишку «никакого доктора», окей. Но ты сам себя дурачишь, если полагаешь, что я позволю продолжаться этой чепухе и дальше. Идем со мной… сейчас же.

Черт возьми, эти смутные последствия – дезориентация и смятение, страх за свои слова, потеря контроля над собой… черт, да выражение «Что за чертовщина?» на лице Джима…. Он помнил все это. Так много раз… Вин проходил через это так часто. И он ненавидел это.

– Ты прав, – сказал Вин, отрешаясь от ощущений. – Ты абсолютно прав.

Он в любое время может вернуться и поговорить с ней, когда все утрясется. Например, завтра. Он вернется завтра, как только откроется клуб. Это – лучшее, что он мог сейчас сделать.

Осторожно поднявшись с табуретки, он подошел к столику для макияжа, на котором оставил визитку. Достав из кармана ручку, он написал два слова на обороте, потом окинул взглядом разбросанные сумки. Он точно знал, которая принадлежала ей. Посреди ярко-розовых сумок «Эд Харди», Гуччи и двух одинаковых от «Харажуку Ловерс»… лежала простая черная сумка с логотипом «Найк».