Она оказалась постановочной – камера находилась низко, позади пусковой установки и за спинами солдат, смотревших вперед, в сторону воображаемой опасности. Ракеты на грузовике были направлены на низкий горизонт, и парни изучали какую-то точку в небе. Одни – в бинокль, другие – прикрывая глаза руками, как будто пытались защитить их от встающего солнца. Как будто фотограф прятался в двадцати ярдах за ними, полагаясь на их мужественную и бдительную защиту. Сзади парни выглядели вполне адекватными, жилистыми и сильными, целеустремленными и энергичными. Ричер встречал людей из похожих подразделений и видел, что они действуют частично как артиллеристы, а частично – как команды полетных палуб на авианосцах: мельтешат, носятся туда-сюда и суетятся. И все это с легкой примесью бравады стрелков из ВВС. Они считали свои грузовики стоящими на земле самолетами.

Моральный дух и сплоченность, как правило, у них зашкаливали. У парней были одинаковые прически в стиле индейцев мохоков – выбритый череп и пряди шириной в два дюйма, идущие ото лба назад и смазанные мылом или воском, чтобы они торчали вертикально. Ирокезы. Строго говоря, нарушение армейского устава 670-3-2, в котором говорится, что стрижка должна быть аккуратной и консервативной, а эксцентричные, необычные и вызывающие прически запрещены. Но не вызывало сомнений, что мудрый командир решил не обращать на них внимания. Некоторые битвы не имеет смысла развязывать, особенно когда на горизонте маячат более серьезные сражения, в буквальном смысле.

Реклама выставки походила на газетную статью – видимо, ее придумал производитель формы, продвигающий новый камуфляжный рисунок. Возможно, для Министерства обороны или полицейских отрядов быстрого реагирования. Центральная картинка выглядела так, будто ее сделали в гигантской студии; на ней была заснята та же команда вместе со своей установкой, что и в газетной статье. Они стояли в тех же позах, люди и машина, на зернистом изображении, составленном из крошечных напечатанных треугольничков разных оттенков серого. Лица, руки и частично выбритые головы парней были такого же цвета, что грузовик и сами ракеты.

Их расставили на фоне разрисованной декорации, как на театральной сцене с задником, изображающим разрушенный город. На сей раз камеру установили высоко и перед ними, как будто на них смотрит пилот приближающегося самолета. Или боевого вертолета, который снижается, чтобы нанести упреждающий удар. И в данном случае новая камуфляжная форма отлично справлялась со своей задачей: людей и установку было практически невозможно увидеть, потому что они почти идеально сливались с задним планом. Некое призрачное присутствие, там и не там одновременно. Никаких деталей. Даже ракеты расплывались, превратившись в тени. На сером фоне выделялись только индейские прически, пять в ряд – единственное, что осталось нераскрашенным. Весьма впечатляюще. Если не считать того, что производитель сам придумал, какими будут пол и задний план в студии, и они полностью совпадали с камуфляжем. В реальном мире все может сложиться иначе.

Синклер поставила палец на одну из призрачных, почти невидимых ракет и спросила:

– А эти штуки можно украсть и продать?

– Но не за сто миллионов баксов, – сказала Нигли. – В этом-то и проблема. Мы раз двести обсуждали такую возможность. Получается что-то вроде «Уловки-22» [9]. Среднего не дано. Сейчас все обесценено. Слишком много дешевого старого военного снаряжения поступает из России и Китая. Да и новое стоит недорого. Производители оружия расталкивают друг друга локтями с тех пор, как пала Стена. Они сильно обеспокоены, ситуация для них сложилась тяжелая. Каждый месяц где-то проходит ярмарка оружия. Если у тебя порядок с чековой книжкой, ты можешь купить все, что захочешь. Кроме ядерного оружия. И это подтверждает мои слова о том, что среднего не дано. Чтобы получить сто миллионов, нужно иметь доступ к такому оружию.

– Не произноси это слово вслух.

– Мы должны, мэм, хотя бы ради того, чтобы сразу отмести такую возможность. На домашних военно-воздушных базах у нас есть бомбы, а еще ракеты на складах, которые находятся в удаленных от жилья местностях. И ракеты на подводных лодках на дне моря. Их тщательно охраняют, и мы бы заметили, если б хотя бы одна пропала. Самый маленький и доступный к перевозке экземпляр, имеющийся в настоящий момент в нашем распоряжении, – «Минитмен МБР [10]». Но продать ее и перевезти в другое место будет в тысячу раз труднее, чем Бруклинский мост. Кроме того, ни один человек не знает полных армейских кодов. По правилам, они должны быть разделены между двумя людьми. Это базовая система безопасности, когда речь идет о ядерном оружии.

– Значит, вы считаете, что это не военное снаряжение.

– Возможно, информация.

– Какая информация может стоить сто миллионов долларов?

– Мы не знаем.

– Может быть, нам следует провести инвентаризацию?

– Она займет целую вечность. И я могу совершенно точно сказать вам, каким будет результат. Окажется, что пропал целый миллион всяких мелких вещей и ничего крупного.

– Откуда вы знаете?

– Я бы знала.

– Лучшая разведывательная сеть в мире, – сказал Ричер. – Кто-то мне совсем недавно это говорил.

За столом воцарилась тишина.

– Нам следует установить наблюдение за явочной квартирой, – сказал Джек.

– Для этого потребуется специальная команда, – сказала Синклер. – У нас нет такой в Гамбурге. И нам будет непросто объяснить, зачем она нам понадобилась, если мы попробуем ее сюда доставить. Один шанс из десяти – не слишком убедительное объяснение.

– А носиться, как будто тебе поджаривают пятки?

– Гризман может нам помочь, – вмешалась Нигли. – Его ребята неплохо работают. Прошлым вечером они проследили за нами до ресторана. К тому же он нам должен. Он рассказал про нас Штутгарту.

Ричер достал из кармана фоторобот американца. Брови, скулы, глубоко запавшие глаза, растрепанные волосы. Вполне узнаваемый. Люди Гризмана могли следить, дожидаясь, когда он появится, из стратегически припаркованных машин, снабженных радиоприемниками. День за днем. Возможно, им повезет.

– Это будет очень серьезная услуга, которая потребует много часов наблюдения, – сказал Ричер. – Нам придется расплатиться с ним адекватным образом.

– И что мы можем ему предложить? – спросила Синклер.

– Задушили проститутку. У него есть отпечаток пальца. Он хочет, чтобы мы прогнали его через нашу систему.

– Мы не можем.

– Так я ему и сказал.

– Что-нибудь еще?

– Больше ничего не приходит в голову. Может, еда. Он мужик крупный.

За столом снова стало тихо. Синклер наклонилась, покопалась в сумке и достала оттуда толстый кожаный бумажник, голубой, с металлической застежкой. Она взяла свое водительское удостоверение, лежавшее рядом с чашкой, открыла бумажник и собралась убрать права на место.