Мне было очень приятно прочесть письмо Ричарда Рэнгема и коллег, так как при внимательном рассмотрении оно во многом совпадает с идеями, высказанными в моей статье. Авторы письма – ведущие специалисты по зоофармакогнозии, и я согласен, что случаи, которые они описывают как самолечение у животных, еще не получили доказательств, как не были найдены и объяснительные механизмы для предполагаемых случаев самолечения. Я уверен, они также согласятся со мной, что нужно разъяснить неполноту информации популяризаторам науки и непрофессионалам, которые сделали скоропалительные выводы, что в интересных наблюдениях уже содержится доказательство. Это было целью моего обзора.

Говоря о пока не доказанном предположении, что самолечение у животных существует, я много прибегал к примеру с чипсами. Уверяю, я не думаю, что Aspilia на вкус такая же, как чипсы. Смысл этого примера был в том, что шимпанзе, чтобы доказать самолечение чипсами у людей, и людям, чтобы доказать самолечение листьями Aspilia у шимпанзе, нужны будут одинаковые данные. Во-первых, в пище должно содержаться достаточно предполагаемого лекарства, чтобы оно действовало в условиях употребления. Как отмечают авторы, для шимпанзе и Aspilia это еще не доказано. Во-вторых, пища должна быть достаточно уникальной по количеству содержащегося в ней вещества. Авторы отмечают, что с Aspilia и тиарубрином дело обстоит именно так; насколько мне известно, они упоминают об этом впервые. В-третьих, больные животные должны приложить особые усилия, чтобы съесть эту пищу. В своем письме авторы приводят любопытные, но несистемные свидетельства, что шимпанзе так и поступают. Таким образом, начинают скапливаться данные в пользу самолечения у животных в этом случае. Как я отметил в своей статье, я приветствую это!

Вторая область рассуждений касается механизмов самолечения животных. В противоположность прочтению моей статьи, которое предлагают авторы письма, я не считаю, что эти механизмы «связаны исключительно с научением». Как я писал, социальное научение может объяснить многое в этом феномене. Когда от отдельных случаев перейдем к экспериментальным данным, я охотно рассмотрю объяснения, в основе которых лежит больше физиологических механизмов.

И наконец, как приматолог и полевой биолог, который понимает, как трудно изучать редкие, спонтанные явления в жизни любых животных, кроме лабораторных крыс, я рад, что мы сходимся в выводах. Неизвестно, принесет ли зоофармакогнозия пользу в виде лекарств, которые уже используют животные, оказавшиеся опытными (или врожденными) фармацевтами, но в процессе изучения можно узнать о множестве других навыков животных, и это более чем оправдывает такие исследования.