– Да уж, действительно, с кем не бывает… – вроде бы согласился Цкуру. – Но откуда взялась история о том, что я заманил ее к себе домой в Токио, опоил, а потом изнасиловал? Что бы там ни случилось с ее психикой, но это уже как-то слишком, разве нет?

Красный кивнул.

– Именно! Вот мы и решили, что нельзя не поверить хотя бы частично. Зачем бы ей сочинять такой бред?

Цкуру представил город, занесенный песком. И высокий бархан, на котором сидит он сам, озирая сверху иссушенные солнцем руины.

– Но почему главный злодей в этом бреде – я? Именно я, а не кто-то другой?

– Да я-то откуда знаю? – Красный пожал плечами. – Может, она была тайно в тебя влюблена и, когда ты свалил в Токио, затаила обиду? А может, просто завидовала тебе, потому что сама мечтала смотаться отсюда куда подальше?.. Что за мотив ею двигал, нам уже никогда не узнать. Если там вообще был какой-то мотив.

Красный умолк, повертел в пальцах золотую зажигалку, затем продолжил:

– Пойми одно: ты уехал в Токио – а мы, все четверо, остались здесь. Я не собираюсь судить, плохо это или хорошо. Просто ты начал на новом месте новую жизнь. А нам нужно было остаться и пускать корни в Нагое. Ты ведь понимаешь, о чем я?

– О том, что послать меня вам показалось куда практичней, чем поссориться с Белой… Угадал?

Ничего не ответив, Красный вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.

– Если подумать, – сказал он наконец, – психически из нас пятерых, пожалуй, ты оказался самым крепким. Хотя выглядел наивнее всех. А вот мы двинуть в большой мир не посмели. Испугались оторваться от родного гнезда и друзей. Не смогли покинуть уют и тепло. Как дети, которые не могут вылезти из теплой постели зимним утром. Тогда мы, помню, придумывали себе много всяких оправданий. Да теперь-то уж ясно, что к чему.

– Но вы не жалеете, что остались?

– Да нет… Думаю, никто не жалеет. У каждого и здесь было много шансов. Как говорится, дома и стены греют. Вот и президент кредитной конторы, что в меня вложился, прочел когда-то в местной газете про нашу волонтерскую деятельность, потому и поверил мне сразу. Ведь мы занимались всем этим без какой-либо выгоды для себя. А в итоге вот как обернулось… К тому же среди наших клиентов – много бывших студентов моего отца. У них в деловых кругах города нечто вроде общины. Профессор университета Нагои – здесь это, скажу тебе, громкое имя! Но в Токио, конечно, оно не сработает. Никто даже ухом не поведет. Согласен?

Цкуру молчал.

– Вот мы и решили, все четверо, остаться и попытать эти шансы. В каком-то смысле – не захотели вылезать из нагретой постельки. Да только в итоге вышло так, что в городе нас осталось только двое – Синий да я. Белая умерла, Черная вышла замуж и уехала жить в Финляндию. А мы с Синим, даром что почти соседи, даже не встречаемся никогда. Почему? Да потому, что говорить нам не о чем.

– А ты купи «Лексус». Сразу будет о чем поговорить.

Красный тут же подмигнул.

– А я на «Порше» езжу. «Каррера-4» со съемной крышей. Шесть скоростей – переключается, как ножом по маслу. Особенно на малой скорости. Никогда такой не водил?

Цкуру покачал головой.

– В общем, страшно она мне нравится, – продолжал Красный, – и менять ее ни на что не хочу.

– Ну, купи хоть один для фирмы… Все равно на расходы спишется.

– Наша клиентура ездит на «Ниссанах» и «Мицубиси». Сажать их в представительский «Лексус» никак не годится…

Они помолчали.

– А на похоронах Белой ты был? – наконец спросил Цкуру.

– Сходил, конечно. В жизни не видал более душераздирающих похорон – ни до, ни после. Клянусь. До сих пор мурашки по коже, как вспомню. Синий тоже пришел. А Черной не было. Она тогда в Финляндии рожать собиралась…

– Почему ты не сообщил мне о ее смерти?

Красный взглянул на Цкуру. Молча и как-то рассеянно, не прямо в глаза.

– Не знаю, – сказал он наконец. – Думал, кто-нибудь сообщит. Тот же Синий…

– Не сообщил никто, – сказал Цкуру. – О том, что ее больше нет, я узнал только неделю назад.

Красный покачал головой. И, словно пряча лицо, посмотрел куда-то в окно.

– Да, похоже, мы заварили страшную кашу. Я не оправдываюсь, но у нас тогда тоже нервишки пошаливали. Никто не понимал, что происходит. Нам казалось, уж ты-то знаешь, что Белую убили. А на похороны не пришел, потому что слишком тяжело…

Цкуру выдержал паузу. Потом спросил:

– Когда ее убили, она точно жила в Хамамацу?

– Да, уже года два. Жила одна, учила детей фортепьяно. Официальный преподаватель музыкальной школы «Ямаха». Что заставило ее переехать для этого в Хамамацу, я точно не знаю. Уж в Нагое она бы работу всегда нашла…

– И что за жизнь она там вела?

Красный вытянул из пачки очередную сигарету, вставил в рот, выдержал паузу и прикурил.

– За полгода до ее смерти я заехал в Хамамацу по работе. Позвонил Белой, выманил поужинать. Наша «нерушимая четверка» к тому времени уже распалась, мы почти не встречались. Так, перезванивались время от времени, да и все. Но тогда, в Хамамацу, я быстро закончил с делами и к вечеру захотел повидаться с Белой. Выглядела она куда спокойней, чем я предполагал. Похоже, она радовалась тому, что уехала из Нагои и начала новую жизнь. Мы с ней поужинали, поболтали о прошлом. В знаменитом трактирчике, где готовят угрей. Пива выпили – в общем, посидели неплохо. Она уже от алкоголя не отказывалась, как раньше, я даже удивился. И все-таки, как бы сказать… совсем без напряга не обошлось. Некоторых тем пришлось избегать.

– Некоторых? Это ты обо мне?

Скривившись, Красный с трудом кивнул.

– Ну да… Похоже, та история тогда здорово ее зацепила. Все никак забыть не могла. Но больше никаких странностей я в ней не заметил. Весело смеялась, болтала вполне толково. Казалось, этот переезд пошел ей на пользу. Вот только – хотя мне и трудно такое говорить – она перестала быть такой красивой, как раньше.

– Стала некрасивой? – переспросил Цкуру. Собственный голос показался ему каким-то очень далеким.

– Ну, как… Не то чтобы некрасивой. – Красный на секунду задумался. – Как бы лучше сказать… Лицо особенно не изменилось, по-прежнему красивое. Если не знать, какой она была в семнадцать лет, ничего особенного и не заметишь. Но я-то со школьных лет ее знал! И насколько очаровательна она была раньше, на всю жизнь запомнил! Вот только там, в Хамамацу, Белая уже была другой…

Красный слегка поморщился, будто вспоминая увиденное.

– Если честно, я тогда смотрел на нее с болью в сердце. Вся та энергия, что в юности била из нее фонтаном, куда-то пропала. От ее индивидуальности ничего не осталось. Она больше не цепляла душу, как прежде.