все встало на свои места. Я дрожащими руками отдал клятую посудину лейтенанту и понял, что Пете на лоб брызнула кровь, и он не может ее вытереть.

— Быстро перемывайся, Панов, рану обрабатывать надо! — завопил Бубнов. — Работаем!

* * *

И только когда Горного перегрузили на носилки и утащили к палатке, Петя опустился на кушетку и стянул маску и перчатки.

— Сука! — выдохнул он и ударил кулаком по колену. — Вот же сука! Как же так?!

— Выпьешь? — спросил я. — У нас спирт есть.

— Потом, как вернемся… Нажрусь в говнище… — он встал и заграбастал меня своими ручищами. Даже через броник давление чувствовалось неслабо. — Спасибо, Андрюха! Просто… спасибо!

Глава 11

Это я перед Бубновым так хорохорился. У самого тоже очочко жим-жим. Думал, или поседею нафиг, или глаз дергаться начнет. Нет, для пивнухи рассказ замечательный — отпить глоточек пенного напитка, спинку тарани оторвать, и так небрежно: «Так о чем это я? Ага, беру я ведро, а дружбан мой гранатку возьми и вырони. Так я её — раз, и поймал. Потом скала обрушилась, когда саперы взрывали», — и еще глоточек.

А так — ну его в болото. Ночью, кстати, мне сон приснился про это дело. Будто сижу я у себя в квартире на диване, Анечка рядом щебечет, хочу к ней повернуться, чтобы сказать что-то, а не могу, как это во сне бывает. Приходится смотреть телек, а там показывают хренотень ужастиковую, вроде «Звонка», где из колодца непонятная чувырла вылезала. Только в моем сне она выбралась и подошла к самому краю экрана. Харя какая-то сизая, в морщинах и бородавках, нос раздавленный, из него сопли льются ручьем, волосы торчат пучком. И тут Анюта говорит, что телевизор у нас самый современный, с эффектом присутствия, и сейчас она это покажет. Я повернул наконец голову, а рядом со мной харя эта сидит, и держит осклизлую от гноя гранату ВОГ. «Не настоящая у вас была», — говорит она противным голосом. И бросает мне эту хрень. А я ловлю ее и поймать не могу. В руках прыгает, летит на пол, я рыбкой за ней, хватаю, а она сука скользкая, опять из рук и все ближе к Ане.

Проснулся в ужасном состоянии — чем кончилось не ясно и это мучает даже больше, чем если бы там был взрыв и кишки по стенам. Внутренности, они что? Уже привычные. В теле какая-то разбитость всего, такое впечатление, что перед этим дня три не просыхал. Встал, поставил чайник на спиртовку. Постепенно и остальные начали вставать. А что — у нас сегодня выезд. Вспомнил детский анекдот про мужика, который поджег в поле скирду соломы и сидит, смотрит на односельчан, бегущих тушить пожар. «Ну вот, костер развести некому было, а греться все прибежали», — говорит он.

Так и наш личный состав — на кипяточек все, кряхтя, собрались. Тарасов вынул половинку черного хлеба, порезал, щедро намазал сверху тушенку. Есть не хотелось, но я пожевал. Когда еще придется пообедать? Нам ведь нельзя полностью сворачиваться, мало ли что произойдет.

Но всему конец приходит, вот и мы выдвинулись. Опять нам определили место чуть позади «шилки». И мы поехали. Пора.

* * *

В расположение я приехал совсем никакой. Продуло где-то, что ли? Но горло не болит, и из носа не течет. Ладно, сейчас отдохнем, помоемся, всё пройдет. Вон, аспирина таблеточку на ночь съем, гранатовым сочком запью для укрепления иммунитету. И молодой организм победит мелкие неприятности.

Хорошо, что мне не пришлось участвовать в разгрузке и прочих неинтересных мероприятиях. Для этого срочники есть. Мы с Петей пошли докладываться командованию. Понятно, что начальник и так знает, но ритуалы должны соблюдаться.

Горгадзе оказался вне гарнизона. Сказали, что вроде в Ташкент срочно на недельку вызвали. На хозяйстве остался капитан Кубарев. И ладно, перед ним отчитаемся. И немедленно мыться, а потом спать. Даже на ужин не пойду. Устал как собака.

Начальник, чтоб тебе! Даже присесть не предложил. Так и стояли перед столом. Он, правда, тоже на ноги встал. Бубнов доложил, что прибыли, потерь нет, обслужили, похоронили. Кубарев с важным видом кивал, угукал. Как дошло до рассказа про гранату, оживился, подробности потребовал. Про эпизод с ведерком, который Петя расписал так, что я такой подвиг совершил, что кино снимать пора.

— Понял я всё, — подытожил Кубарев. — На орден тянешь, Бубнов. И кореша своего за компанию. Я тебе вот что скажу, — он демонстративно обращался только к моему спутнику, делая вид, что не замечает меня, — надо дождаться Шоту Николаевича. Приедет, будет решать — представлять вас или нет. Не горит. Ладно, отдыхайте до завтра. Свободны.

Вроде и не хамил начальник, а вышел от него как оплеванный.

— Что-то ты бледноват, — заметил Бубнов, когда мы вышли. — Как чувствуешь себя?

— Да фигня, устал просто. Извини, я хотел до связистов дойти, вдруг домой позвонить получится.

— Домой хорошо, — хлопнул меня по плечу Петр. — Давай, удачи.

Однако пожелание осталось невыполненным. Вечно торчащий у себя Гриша тоже уехал по службе. А те гаврики, что за него остались, знать меня не захотели. Ничего, я вас всех запомнил. Это только кажется, что в молодости люди ничем не болеют. А я не злопамятный. Как отомщу — сразу и забуду. Вы мне, дорогие связисты, за всё заплатите!

* * *

Как и думал, на ужин не пошел. Помылся кое-как, и тут Женька прибежала. Платочек на голове сбился, сама бледная. Схватила, всего ощупала.

— Целый! А сказали, у вас граната чуть не взорвалась!

— Так не взорвалась же, — я прижался к приятным выпуклостям, но как-то ничего не шевельнулось. Я даже себе удивился. Обычно все работает как часы, а тут… Посттравматический синдром? Что там в анамнезе? Кошмары? Есть. Отсутствие либидо? Ставим галочку. Флэшбэки? Тоже постоянно вспоминаю гранату и погибших бойцов.

— Что-то ты бледный какой-то, — слово в слово повторила Ким Бубнова. — Температура?

Женя приложила ручку ко лбу.

— Давай я за градусником схожу.

— Ага, а то у нас своего нет, не разжились.

Я зашел в нашу с Капцом палатку, начальника не обнаружил. Во красавчик… Продолжает косить. Может, так и надо. Сдалось оно ему ловить гранаты? Лег, думал, в кровати дождусь Женю. Хрен там. Мигом провалился в какую-то черную