Хотя, ненадолго и выходил в город за лекарствами и перекусить. Более подробные объяснения я дал майору милиции Жеглову, уже в самом Доме культуры. Тут и мои друзья подошли, и они все дали показания, что вместе репетировали, и я отлучался лишь ненадолго. На всякий случай, я вызвал Соломона Юрьевича. Быстро приехал. С адвокатом мне действительно стало легче отбиваться. Прожжённый жук!

А потом последовали обыски — и в Доме культуры, и на моём рабочем месте. Проверили и аптеку, и кулинарный магазин, где я покупал пирожки. И даже мои перчатки под скамейкой нашлись. Сам сильно удивился! Вроде, всё сошло. Ещё поехали в общежитие и к нам домой. Конечно, нечего было и искать. Хрен что найдут! На этот раз я всё-таки многие рукописи припрятал. А то надоело постоянно переписывать. Хотя, ничего не нашли и не изъяли, взяли у меня отпечатки пальцев и ещё подписку о невыезде, но арестовывать не стали. И нечего было предъявлять. Фактически у меня получилось полное алиби. Савелий мог меня выдать, но, вроде, в мою сторону даже косо не посмотрел. Так он, надеюсь, и не совсем дурак… Хотя, в любом случае я всё отрицать буду. Думаю, что даже взглядом не выдам себя. И допросами меня не расколоть. Только пытками и спецсредствами. Но всё-таки не тот уровень…

Инга вся побледнела и на меня даже смотреть не могла. А всё из-за неё. Да, с такой женой я когда-нибудь сяду и из тюрьмы не вылезу. Оставив меня дома, менты убыли к себе. Я вместе с Ингой находиться не мог и пошёл гулять. Возбудился от злости, конечно, сильно, но ничего такого. Хотя, холодный воздух быстро взбодрил меня. Да, пока лишь градусов пять. Вернулся только ко сну.

В понедельник не получилось, но друзья приехали во вторник. И мы вместе пошли к директору Дома культуры и дружно написали заявления об уходе из ВИА «Май». И только тут я позвонил и Алине, и Ларисе. Поблагодарил их и сообщил о делах с ВИА, своём уходе. Конечно, о милиции умолчал. Сказал, что пока буду пережидать, а потом что-нибудь придумаю. Ну, Алина уже никуда не денется. Она крёстная мать Никиты, и теперь нам с ней всю жизнь дружить. Если, конечно, всё нормально будет… Мне она понравилась.

Во вторник всё было спокойно. Как только написал заявление, словно гору с плеч скинул. Но было сильно жаль и больно. Как будто что-то такое важное потерял или кусок от себя отрезал. Так-то, Женя хотел следующий концерт устроить перед первым мая. Но теперь не знаю, что придумает. Ну, его дело…

Но вот в среду шум всё-таки поднялся. Хотя, уже после обеда. Я находился на военном производстве, но меня срочно вызвали в комитет комсомола завода.

Прежний секретарь сразу же попытался поднять на меня голос:

— Что Вы себе позволяете, комсомолец Репнин? Решили уйти из ВИА, так ещё и других участников сагитировали?

— Так, граждане, мы же не в рабстве находимся! Решили, ушли. Последний концерт мы провели. Вроде, если не считать досадного прокола руководителя ВИА Савицкого Евгения Моисеевича с песней «Моя гитара» в конце, откровенных ляпов не допустили. А так, вы тут указали мне на мои недостатки, дали выговор, и я вовремя понял, что просто не справляюсь. И тогда, чтобы не мешать и не подводить товарищей, решил предоставить руководителю ансамбля полную свободу действий. Только и всего. Имею право.

— Товарищ Савицкий лишь указал по-комсомольски на Ваши отдельные недостатки, а не раскритиковал всю Вашу работу! Вам выговор объявлен за крещение детей! В целом концерты прошли успешно, и у комитета комсомола особых замечаний не имеется.

— А сами же заявили, что тексты политически не выверенные, и музыка прозападная. Вот я сразу воспринял Вашу критику и решил больше такие недостатки не допускать. А руководитель Савицкий пусть и далее работает, новую программу создаёт. ВИА сложился, костяк есть. И весь репертуар, что уже исполнили, я не отзываю. Разрешаю использовать музыку со своим авторством свободно. Только вот любые изменения по согласованию со мной. Иначе будут написаны жалобы в Союз композиторов. Ещё хочу сообщить, что пока музыкой заниматься не буду. Если что и планирую написать, то только ресторанную. К сожалению, вдохновение пропало. Поэтому прошу опустить меня заниматься своими прямыми обязанностями.

И я, больше не спрашивая разрешения, просто покинул комитет комсомола. А его оторопевшие члены только рты настежь разинули от удивления и возмущения. Надеюсь, они не будут исключать меня из комсомола? Было бы сильно обидно. А то собрались карьеристы, честно говоря, совсем не товарищи, и приклеят ярлык антисоветчика настоящему советскому патриоту, и ничего нельзя будет сделать.

Не знаю, что там обсуждалось наверху, но, наверное, решили, что хрен со мной. И в четверг, и пятницу ко мне никто не лез. Спокойно отработал. Хотя, было похоже, что и начальство, и многие участники ВИА как бы объявили мне бойкот. Ну, некоторые парни и девушки подходили и пожимали мне руки, но с расспросами не лезли. Муторно было на душе.

А дома я с Ингой особо не разговаривал. Нет, от домашних дел не отстранился и за детьми смотрел, но больше молча. На этот раз и в субботу, и воскресенье никуда не ушёл и провёл дома, дописывал повесть о космическом десантнике. Вот, по телевизору «Судьбу человека» посмотрел, даже вместе с женой. Но её день рождения мы не отмечали. Хмуро буркнул с утра, что поздравляю, и всё. Не до праздников было. Насчёт мировых событий особо не интересовался, но узнал, что наш дорогой Ильич Ленинскую премию получил, хотя, вместе с Сальвадором Альенде. Ну, им, наверху, виднее. Похоже, «золотой звездопад» начался…

И с детьми гулял, но уже один. Апрель, вообще-то, весь выдался смурым — то ли холодным, то ли тёплым, тут уж кому как нравится. Но постепенно теплело — от градусов пяти дошло и до пятнадцати. Но это днём. А по ночам часто были заморозки. Ничего, прогулки мне понравились. Спокойно было. Вот дома пока тяжелее. Само собой, спал один, хотя, и крепко. Нет, на беспокойство детей всегда просыпался. Хотя, привычно всё. И в другой жизни бывало, и сейчас.

Следующая рабочая неделя прошла спокойно. Нет, мне опять пришлось отвлечься на монтаж и наладку нового оборудования, даже со сверхурочными. Кубиками и стиральными машинами я уже не интересовался. Сдал, и ладно. Они уже выпускались. Кубики можно было купить, но слышал, что были нарасхват. Стиральные машины собирались на прежнем участке, но немного. О массовом выпуске пока молчали. Хотя, не моё дело. У меня уже есть, и запчасти на всякий случай припас. Вторую машину и разную мелочь я отвёз в общежитие. Вдруг придётся развестись?

Наработки по микроволновке я пока запрятал куда подальше. Не до новых изобретений было. Музыкой тоже не занимался. И Инга, вроде, на репетиции не ходила. По крайней мере, в выходные она из дома никуда не отлучалась. Я не спрашивал, и сама мне ничего не говорила. Хотя, Алина позвонила во вторник и сообщила, что и моя жена, и она сама с мужем тоже ушли из ВИА. А Лариса и не успела записаться. Хотя, она сама мне в среду позвонила и спросила, когда мы с ней отработаем весь танец. Чутко уловила, что не всё доведено. Но тут мне пришлось открыто признаться, что у меня с женой пока напряжённые отношения, и любые встречи с другими женщинами и девушками на грани измены. И девушка ничего настаивать не стала.

Инга, конечно, всё время бросала на меня косые взгляды и как будто чего-то ждала. Но такой уж у меня характер. И Николай долго отходил от своих переживаний. В отличие от жены, теперь мой круг общения и на работе состоял почти из одного мужского пола. Хотя, в последние дни мне оказывали внимание, ну, строили глазки, вполне приятные и серьёзные особы — ну, женщины и девушки и из своего, правда, больше из других отделов, так как их на работе хватало. А тут у вполне подходящего мужика проблемы с женой, почему бы и не попробовать отхватить? Мне их внимание, конечно, было приятно, так уже и сильно истосковался по женским ласкам, но пока нужна была лишь одна единственная женщина на свете, и именно моя жена! К сожалению, вот с ней у меня имелось больше всего проблем.

Вроде, и спокойно было, но устал сильно. Только работа и сон. Дома почти не бывал. Разве что новости узнавал изредка, и то больше на работе. Вот, в городе шла девятая «Музыкальная весна», где выступали композиторы из Польши и Венгрии… Но, конечно, всё это было не по мою честь… Ну, там маршалу Будённому девяносто лет стукнуло или, вот, на Пленуме ЦК КПСС