— Ты уже сказал, — заметила баронесса.

— Не слушайте его, — вмешался Мирович, но сдержанно: понимал, что все теперь зависит от малейшего жеста, интонации, полуслова. — Он ведь заморыш.

— Что это значит? — Александра фон Больцев обернулась к Вере.

С этой минуты Вера Найденова не могла оставаться в стороне, безучастно наблюдая происходящее. Разъяснять жаргонные словечки и специальную терминологию обитателей Платинового Пояса входило в ее обязанности члена разведгруппы.

— Заморыш, — механически начала она, — есть хилый недоношенный ребенок или детеныш у животных; вообще, недоразвитое существо…

— Да нет, — предпочел самолично внести ясность Луи Мирович. — Заморышами у нас называют замороченных, а замороченный — это такой вот мальчишка, которому промыли мозги в Клубе. У альтруистов целая система отработана по их приручению; на таких Клуб и держится…

— Он лжет! — снова выкрикнул безымянный пока пленник, в отличие от Мировича он явно не умел скрывать своих чувств.

Его прямота, его взгляд — все это импонировало Вере, но она еще пыталась отогнать внезапную симпатию, потому что с симпатией было бы во сто крат больнее и страшнее участвовать в этой «работе».

— Заморыш… — повторила Александра фон Больцев раздумчиво. — Не слишком все это убедительно, милый мой Луи. Почему-то я более склонна верить нашему второму другу.

— Но он ничего не знает, — отстаивал свое утверждение Мирович. — Он и не должен ничего знать. Иначе он стал бы задавать вопросы, а лишние вопросы Клубу не нужны. И так деятельность альтруистов во многих реальностях вызывает естественное отторжение. Он не должен ничего знать.

— Ой ли? А ты, получается так, знаешь больше?

— Да, я знаю больше. Я шесть лет выполнял деликатные поручения представительства. Уж я насмотрелся. И на дела их насмотрелся. И на делишки.

— Как же тебе повезло оказаться в Клубе? Насколько нам известно, это закрытая организация.

— Повезло… Оказался полезен. Я по… — Мирович замялся, — я по роду своей деятельности был трубач, — опережая Веру, он пояснил: — Так у нас называют людей, занимающихся вымогательством денежных средств у граждан.

— Другими словами, мошенник, — кивнула Александра фон Больцев.

— Можно назвать и так, — легко согласился Мирович. — И такие люди, как я, Клубу нужны, особенно в мирах, где только-только появились альтруисты. Вот мне и предложили, а я не смог отказаться.

— Почему?

— Крепко предложили.

— То есть? Нельзя ли изъясняться более внятно?

— Ну вот почти как вы, — Мирович кивнул на разложенный пыточный инвентарь.

— А ты что скажешь, наш юный… Кстати, как его зовут?

— Игорь, — представил молодого пленника Мирович. — Его зовут Игорь. Фамилия — Бабаев.

— Игорь? — чуть улыбнулась баронесса. — Ну хорошо. Что скажешь нам ты, милый Игорь?

— Я не собираюсь ничего говорить, — сказал Бабаев прямо. — Вы убийцы. Вы убили моего друга. А этот ваш… он предатель и лжец. Клуб Альтруистов — совсем иное, но вы скорее… — он замолчал.

— Продолжай… Игорь.

Бабаев отвернулся к стене.

— Видите, а? — сказал, ухмыляясь, Мирович. — Он фанатик. Умрет за идею. А идея его яйца тухлого не стоит.

— Что ты там о яйцах? — несколько рассеянно переспросила Александра фон Больцев.

Мирович побледнел, но, облизав губы, продолжил:

— Он — замороченный, смотрите сами. И гордится своей замороченностью ! Благодаря таким, как он, Клуб подчинил себе уже три сотни миров. Они — движущая сила экспансии.

— Понимаешь в чем дело, милый Луи, — Александра фон Больцев вернулась к своему стулу, положила руки на спинку. — Вас здесь двое. До сей поры ни ты, ни твой друг нам представлены не были. И вот мы видим: один из вас говорит много и охотно, другой преимущественно молчит, но иногда высказывается о своем приятеле, как о законченном лжеце. Как ты думаешь, кому из вас мы должны поверить? Чтобы не допустить при том ошибки?

Пауза.

Мирович лихорадочно размышлял. На лбу и лице его выступили капли пота. Пытчики переглянулись, а Протасий плотоядно потер руки.

— Я не могу ответить, — признался Мирович с напряжением в голосе. — Вам, наверное, виднее.

— Правильно, — согласилась Александра фон Больцев. — Нам виднее… А мы привыкли доверять вон тем забавным игрушкам, — она указала на пыточный инструментарий, после чего повернулась к радостно воспрянувшему Протасию: — Приступай, смерт!

Когда раскаленная над огнем сталь коснулась тела Мировича, он закричал.

Вера прикусила губу.

«Господи, — подумала она, — за что же мне такое? Почему именно я, Господи?!»

А процедура шла по накатанному. Пытки сменяли одна другую; инструменты в мозолистых руках виртуозов от пыточного дела почти не оставляли следов на теле пленника, но вызывали при этом чудовищную, невыносимую боль. Мастерство заключалось еще и в том, чтобы пленник ни при каких обстоятельствах не потерял сознание.

— Я же дал!.. — захлебывался криком Мирович. — Я же с-сотрудничать!.. Я правду!..

— Что ты теперь скажешь, милый Луи? — спросила Александра фон Больцев ровно через двадцать минут, секунда в секунду.

— Я… — он тяжело дышал, весь в поту, сотрясаемый дрожью. — Я… правду… я говорю только правду…

— Что есть на самом деле Клуб Альтруистов?

— Это… организация подонков… они жаждут власти… Я расскажу… У них целая сеть… на мировых линиях… Они покупают правительства… Они…

Бабаев стоял, повернувшись лицом к стене, но его молчание было красноречивее любых слов.

— А твой друг считает это ложью, — заключила Александра фон Больцев. — Продолжим.

— Боже, — прошептал Мирович, на лице его теперь не было ничего, кроме неприкрытого животного ужаса. — Боже, ну почему я еще вчера не прикончил этого идиота?!

Через час он уже не был способен говорить связно, только стонал и плакал, и слезы катились по его опухшему обезображенному мукой лицу. Он не обращался более ни к Александре фон Больцев, ни к пытчикам — он обращался к Бабаеву и только к нему.

— Игорь… — шептал он, дергаясь от прикосновений нержавеющей стали. — Игорек… скажи… Игорь… им скажи… пусть… Игорь… молю… скажи… я говорю… скажи им… что правду… им… я… на колени… Богом тебя… скажи… больно… как больно… Игорек… я прошу… ведь правду… скажи им… я готов… Игорь…

Он шептал, и звал, и плакал, пока Бабаев не крикнул сорванным голосом:

— Прекратите! Остановитесь! Нельзя так!

Александра фон Больцев взмахнула рукой, и пытчики, утирая трудовой пот, отошли в сторону. Мирович замолчал (отчего Вера ощутила почти физиологическое облегчение), обвис, прислонившись к стене.