Говорят, Петр сильно развивал в России науки. Дворянских детей отправлял учиться за границу, обывательским открывал местные школы. Но поскольку сопровождалось все это обычным для Петра насилием, толку не было никакого. Так как порой приходилось детей отлавливать и водить в школы под конвоем, ничего кроме отвращения к наукам у детей и их родителей это не вызывало. Одно дело, когда родители выкладываются, стремясь дать детям образование, и совсем другое — когда условия существования не требуют образования, оно избыточно и, навязываемое силой, воспринимается только как наказание, от которого нужно всячески бежать. В Новгороде никто никого не заставлял учиться, и все были грамотными. А при Петре…

При Петре все было через силу, даже веселье и учение. Он загонял дворян на свои «ассамблеи» и пьянки, где, бывало, заставлял пить без меры, буквально насильно вливая в глотку гостям вино, невзирая на состояние их здоровья. Он понастроил разных «навигацких» и прочих школ, где науки вбивали кнутом, а за побег из школы следовало традиционно жестокое наказание — прямо как при Сталине, который перед войной силком загнал всех подростков в ФЗУ, а за побег из «ремеслухи» — тюрьма.

История повторяется…

В учебном классе петровской школы обычно сидел подневольный человек — солдат с пучком розог, который следил за прилежанием других подневольных — учеников. Ибо и армия в стране Петра была призывной службой, и учеба. А порой даже и торговля с промышленностью.

Поскольку Петр взвалил на дохлую клячу российской экономики непосильный груз своих амбиций, совершенно не сообразуясь с возможностями клячи, она постепенно стала подыхать. Многочисленные ученые затеи Петра плохо финансировались или не финансировались вообще. Например, в 1711 году ученики Навигацкой школы разбежались, чтобы не помереть от голода, поскольку почти полгода не получали стипендий и «не токмо кафтаны проели, но и босиком ходят, просят милостыню…» Руководители школы слали по инстанции слезные просьбы: «Потребны на содержание [школы] деньги, а буде деньги давать не будут, то лучше распустить, понеже от нищенства и глада являются от школяров многие плутости».

То же самое происходило и в Морской академии, где курсанты ради пропитания продали часть одежды и обувь. Приехавший с ревизией Петр обнаружил отсутствие восьмидесяти пяти курсантов: дети попросту разбежались, решив, что риск помереть от голода в Академии для них выше, чем риск попасть на эшафот за дезертирство. (За побег полагалась казнь, а за прошение об отчислении — каторга. И вообще, количество «смертных» статей в законах России при Петре I выросло в три с лишним раза по сравнению с его предшественниками на троне.)

Аналогичные проблемы (невыплата содержания) испытывали и те студиозусы, которых Петр послал учиться за границу.

Ключевский в своей «Русской истории» писал: «Дело ладилось плохо: детей в новые школы не высылали; их набирали насильно, держали в тюрьмах и за караулом… В рязанскую школу, открытую только в 1722 г., набрали 96 учеников, но из них 59 бежало. Вятский воевода Чаадаев, желавший открыть в своей провинции цифирную школу… разослал по уезду солдат воеводской канцелярии, которые хватали всех годных для школы и доставляли в Вятку. Дело, однако, не удалось».

Бегство самых разных категорий граждан от государства в эпоху Петра приняло поистине эпический размах. Бежали ученики, бежали рекруты, бежали крестьяне от непосильных налогов. Бежали формально свободные, бежали подневольные…

И вот результат: из сорока двух так называемых цифирных школ, открытых нашим великим реформатором, после смерти Петра сохранилось только восемь. Из двух тысяч учеников-рекрутов, им набранных, реально выучилось только три сотни. Замах на рупь, удар на копейку…

А собственно наука? Как поживала при Петре наука, ведь он очень о ней заботился, наверное, раз создал Академию наук?.. Да, заботился. Да, создал. Но по-своему, по-петровски. Во всем цивилизованном мире научные академии были общественными организациями, объединяющими лучших ученых страны, университетских преподавателей. И только в российском насквозь забюрократизированном государстве, полностью вытеснившим своей тушей из аквариума страны гражданское общество, Академия наук представляла собой государственную контору — место службы чиновников от науки, получающих за свои академические звания деньги из бюджета. Так было при Петре, так было при Сталине, так есть и сейчас.

Вместо того чтобы давать людям свободу, Петр ее отнимал. А поскольку у несвободных людей нет никакого интереса работать, нет ни малейшей возможности для маневра в социальном пространстве, Петру приходилось ради поддержания хоть какого-то движения в теле страны пронизывать ее спицами бюрократического управления, превращая в этакого Франкенштейна. Непомерно раздутый Петром аппарат, огромная неэффективная армия, также сидящая на шее народа, так оную шею пригибали, что Россия еще долго не могла оправиться после петровских «реформ».

Как уже было сказано, траты, которыми нагрузил страну Петр, совершенно не соответствовали ее возможностям. Ключевский писал по этому поводу, что Петр «не понимал вопроса о согласовании военного расхода с платежными силами народа». Уже одно только это, помимо кампанейщины и нарушения технологии строительства, объясняет, почему сгнил после смерти Петра весь выстроенный им флот. А часть кораблей оказалась бесполезной еще при жизни Петра. Строя океанские суда на манер голландских, Петр не учел, что плавать им придется в балтийской луже с узкими проливами, где, как писал историк И. Солоневич, «для такого флота не было адекватных боевых задач». Поняв это наконец, Петр на последнем этапе Северной войны был вынужден строить более мелкие галерные суда. Но слишком уж часто (если не сказать всегда) он начинал какое-то дело, вбухивал в него огромные средства и только потом понимал: снова вышло не то, снова чего-то не учли. Так и растратил Россию…

Ученик Ключевского Николай Рожков констатировал, что петровская милитаризация была осуществлена «ценою разорения страны». И немудрено: в рекруты был забрит почти каждый десятый мужчина — страна с числом мужского населения в пять миллионов человек имела армию в четыреста тысяч штыков. Да-да, вся петровская Россия, как это ни покажется удивительным, имела население современной Москвы — двенадцать миллионов человек, из коих примерно половина была мужеска полу. Мало? Но после петровских реформ их осталось еще меньше! Известный русский историк Павел Милюков, посвятивший немалую часть своей жизни изучению Петровской эпохи, писал, что после петровского правления Россия недосчиталась 20 % населения. И он еще был довольно оптимистичен: его коллеги называли цифру 25 %. Четверть страны вылетела в трубу петровских реформ! Не все они погибли. Часть просто бежала из столь благословенной родины.

Экономика России околела даже раньше, чем околел сам Петр. В последние годы Петрова царствования армия и чиновничество совсем перестали получать жалованье. А через четыре года после смерти Петра Лефорт писал, что чиновники не получают жалованья по 8–10 лет. Петр оставил в наследство России ярмо оккупационной армии, которую та просто не могла содержать. В результате участие России в Семилетней войне спонсировала Австрия, участие России в наполеоновских войнах финансировалось на деньги Англии. Россия поневоле стала европейским наемником, которого покупал тот, у кого были деньги. Историк М. Покровский даже писал, что Тильзитский мир был подписан Россией только потому, что у Англии кончились деньги, а без чужого топлива российская военная машина функционировать не могла. Именно этим, по мнению некоторых экспертов, объясняется и поражение России в Крымской войне. Впрочем, так далеко от Петровской эпохи мы пока отдаляться не будем. А посмотрим-ка лучше, какими методами Петя-царь пытался поднять экономику.