Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты правильно мотивирован. Ты выполняешь ненужные, невозможные действия, причем с риском для жизни.
И снова Крокодил, как ни всматривался, не увидел иронии и не обнаружил насмешки.
— Почему я тебя слышу в этом грохоте, если я себя почти не слышу?
— Потому что мой голос и грохот разведены по разным цепочкам восприятия.
— Что?!
— Извини, я не знаю уровня твоей технической подготовки. Не уверен, что имеет смысл сейчас об этом говорить.
Крохотные птички носились в тумане, ежесекундно меняя направление и ни на мгновение не нарушая строй: три на четыре, двенадцать птичек, будто кристаллическая решетка.
— Прыгай, — сказал Аира. — Это куда проще, чем регенерировать. Закрой глаза и не открывай, пока не выберешься на тот берег.
В его последних словах прозвучал осязаемый приказ. Пожалуй, Аира мог бы, не повышая голоса, командовать огромной армией; Крокодил с трудом подавил желание немедленно повиноваться.
— Я правильно понимаю — ты ведь не будешь мне подсуживать?
— Нет.
На самом краю ближайшего камня, горизонтально протянувшись над водой, росли, укоренившись в расщелине, два толстых стебля с крохотными белыми цветами. Крокодил закрыл глаза — и попытался увидеть их; вот они, мокрые от тумана и брызг, сытые влагой, довольные жизнью растения.
Аира молчал. Интуиция у него была поистине волчья. Он мог сейчас подбодрить или приказать — но поощрение разозлило бы Крокодила, а приказ вызвал прямой отпор. Требовалось молчание — и Аира молчал; Крокодил стоял, зажмурившись, раздувая ноздри, слушая гул воды и разглядывая в сероватой темноте под веками два воображаемых стебля с крохотными цветами.
Три шага?
Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и прыгнул. Босые подошвы ударились о камень сильнее, чем он мог ждать, но это была шершавая, влажная, устойчивая опора. Крокодил присел, как большая толстая птица, нащупал руками кромку спереди и кромку сзади; повернуться и спрыгнуть обратно на берег было бы делом нескольких секунд.
— Правее. Стоп.
Крокодил повернулся, как стрелка спидометра, и замер, слепой и мокрый от брызг.
— Три с половиной шага. Уровень новой опоры выше на ладонь. Можно.
«Хорошее слово „можно“, — подумал Крокодил. — Не команда „Давай!“, не приказ „Пошел!“. Философия жизни: можно. Возможно. А значит, должно быть сделано. В конце концов, я в любой момент могу открыть глаза…»
Он качнулся взад-вперед, перекатывая центр тяжести, как яблоко на тарелке. Снова глубоко вдохнул, оттолкнулся от камня и прыгнул в темноту. Приземлился на этот раз удачнее, почти не ушибся. Камень был окружен травой, будто лысина длинными волосами, и Крокодил непроизвольно вцепился в мокрые стебли; над водопадом ходил ветер и бросал в лицо тяжелые пресные брызги.
«Мои веки срослись, — подумал Крокодил. — У меня вовсе нет глаз. Это можно, можно; вот уже второй камень. А всего их пятнадцать… Или шестнадцать?»
— Левее.
Крокодил повернулся, как глобус, и поворачивался очень долго, пока не услышал «стоп». И подумал, что правилам испытания все это ни в коей мере не противоречит, но если Аира в какой-то момент укажет ему неверное направление…
Трава, заселившая трещины, легко расставалась с корнями. Крокодил стряхнул с пальцев прилипшие травинки; зачем это Аире? Зачем убивать Крокодила?
Он стал свидетелем чего-то и сам не знает, насколько это серьезно. Аира, с самого начала только и мечтавший отправить Крокодила на материк, почему-то сам предложил пройти испытание… Именно такое, в котором смерть легко спишется на объективные трудности, естественные потери, мигрант так хотел стать полноправным гражданином, как жалко…
Но ведь в любой момент можно просто открыть глаза?
— Четыре шага, новая опора ниже на полладони. Можно.
Кажется, вышло солнце. Крокодил почувствовал, как под веками сделалось светлее; Аира молчал.
Четыре шага. Прыжок с места. Отталкиваться надо одной, приходить на другую, выйдет длинный шпагат в воздухе…
Крокодилу очень хотелось заговорить в этот момент. Окликнуть Аиру. Еще раз услышать его голос… хотя по голосу этого человека невозможно что-то определить.
Он прыгнул почти без подготовки, оттолкнулся правой ногой и пришел на левую. Ушиб ступню. Прохладный мокрый камень жался к ноге, будто желая поскорее унять боль.
— Правее. Чуть-чуть. Стоп. Три с половиной шага, опора на том же уровне, можно.
Голос звучал совсем близко. Аира следовал за Крокодилом по пятам и сейчас сидел на камне посреди потока. За спиной. «Ты выполняешь ненужные, невозможные действия, причем с риском для жизни…»
Крокодил прыгнул.
* * *
— Ты не будешь открывать глаза? Так и останешься?
Веки болели, мышцы лица свело судорогой. Крокодил не знал, как сообщить Аире о своей проблеме, когда громкий хлопок под самым носом заставил его подскочить и глаза наконец-то открылись.
Ему казалось, что путь занял несколько часов. На самом деле солнце едва успело приподняться над лесом и облачная пленка на небе превратилась в частую облачную сетку. Глаза болели и слезились, ступни пульсировали, но он чувствовал себя неплохо. Пожалуй, лучше, чем когда-либо в жизни.
Аира уже уходил — по тропинке, вытоптанной многими счастливцами, прошедшими испытание. И немногими неудачниками, струсившими и открывшими глаза на полпути; Крокодил пошел следом. У него шумело в ушах, хотя грохот водопада становился все дальше и дальше.
— Если ты сдашь Пробу — будешь первым мигрантом, кому это удалось, — сказал Аира, не оглядываясь.
— Ура, — пробормотал Крокодил.
— Но у тебя есть время, чтобы окончательно решить, нужно ли тебе это счастье.
— У меня всегда полно времени.
— Ты был когда-нибудь солдатом? — Аира оглянулся через плечо. — У себя на планете? Воином?
— Ну… Я служил в армии. Но был не столько воином, сколько… э-э-э… подневольным болваном, и вреда от этого получилось больше, чем пользы…
Тропинка свернула к веревочному мосту через поток, в этом месте довольно-таки широкий и еще относительно спокойный. Крокодил преодолел неожиданный страх, ступая на хлипкую опору. Все-таки испытание над водопадом забрало у него больше сил, чем он рассчитывал. «Да уж, — подумал он, — я обыватель, а не воин, и считаю такое положение дел нормальным и желательным. Допустим, я ничего не достиг в жизни, допустим, у меня нет семьи, и сына я не видел три месяца… Или четыре? А теперь уже никогда не увижу. И как мне поможет готовность прыгать по камням вслепую, бегать по углям, резать себя и затягивать раны?»
Аира шагал, как человек, всю жизнь проведший на веревочных мостах. Крокодил болтался следом, то попадая в ритм чужих шагов, то выбиваясь из него. Очень хотелось переодеться в сухое. Или хотя бы посидеть у костра.