Я ни в чем не мог отказать ей. Народ ликовал, предвкушая скорое появление неоспоримого наследника трона.

Беременность Джейн протекала хорошо и спокойно. Почему же тогда, почему…

* * *

Позвольте мне коротко описать последующие события, поскольку излишние подробности разбередят старые раны.

Благополучная беременность Джейн завершилась тяжелыми родами, которые, казалось, никогда не закончатся. Они затянулись на три дня и две ночи, и в последние сутки ее силы настолько истощились, что почти не осталось надежды на выживание. Среди наших лекарей уже ходили разговоры о возможном вскрытии и извлечении ребенка. До сих пор некоторые злопыхатели утверждают, что я приказал: «Любыми средствами спасайте младенца, очередную жену найти проще». Это показывает, какую ненависть питали ко мне враги.

На самом деле я вообще не отдавал никаких приказов, и меня не ставили перед таким выбором.

После затяжных родов на свет появился мальчик — здоровый и крепкий. Разрешившись от бремени, Джейн почувствовала себя лучше. На холмах вокруг Лондона запылали костры; громыхнула пушка.

На свет появился принц!

Король Генрих VIII обрел наследника.

* * *

У меня родился сын! Я вновь и вновь повторял эти слова, и их великая простота защищала меня, как щит.

Я держал его на руках и умилялся тому, как он прекрасен и совершенен. Ни Екатерина, ни Анна не могли родить мне сына… для его появления, видимо, нужен был праведный брак.

Малыша надо назвать Эдуардом. Он увидел свет в канун дня святого Эдуарда, кроме того, так звали моего деда. Я тихо сообщил об этом на ухо Джейн, отдыхавшей на роскошной, украшенной резьбой кровати. Моя Дженни снова со мной! Она улыбнулась и согласно кивнула.

* * *

Через три дня в дворцовой церкви Хэмптон-корта состоялась торжественная церемония крещения принца. Его крестными отцами стали герцог Норфолк и Кранмер, Мария была крестной матерью. Джейн, укрытая малиновой, отделанной горностаем бархатной мантией, лежала в своих покоях на высоких подушках, ожидая, когда ей принесут Эдуарда, чтобы благословить его на предстоящую церемонию. Я находился рядом с ней. Позже она наблюдала за праздничным обрядом с королевского кресла. Моя жена радостно улыбалась, и отблески факельного света отражались в ее веселых глазах. Могу сказать вам, что тогда она прекрасно себя чувствовала. Она казалась вполне здоровой.

Но к вечеру у нее началась лихорадка, и состояние королевы заметно ухудшилось. Сильный жар подорвал силы, восстановившиеся за три дня после рождения Эдуарда.

Болезнь усугубило общее истощение, потом начались галлюцинации. Девять дней Джейн промаялась в бреду, пребывая между тем и этим светом.

Двадцать четвертого октября она покинула наш мир.

Люди вечно стараются найти виноватого. Одни винили «слуг, из-за чьей нерадивости королева простудилась». К тому же они, дескать, подавали больной без разбору любую еду, какая только приходила ей на ум. Приверженцы монашества и паписты называли Джейн реформаторшей и полагали, что она встретила справедливую кончину (вверив душу Господу). Враги Генриха называли это местью Екатерины и Анны (объединившихся ради такого случая?).

Простой люд, по-прежнему любивший Генриха (несмотря на чаяния его недругов), постарался превратить эту трагедию в чудную романтическую историю. Уже через несколько дней после смерти королевы Джейн о ней запели баллады — и одну из них не забыли по сей день (в отличие от той, в которой попыталась увековечить свою память Анна).

Долго мучилась королева Джейн, дитя рожая,

Сил лишились служанки, как помочь ей, не зная.

«О любезные дамы, вы мне помогите,

Короля отыщите и ко мне призовите».

Король Генрих пришел тотчас к ней,

Его бархатный плащ травы зеленей.

«О любезный король, вы мне помогите,

Врача отыщите и ко мне призовите».

Ученый лекарь тотчас явился к ней,

Плащ его бархатный зимней ночи темней.

Драгоценным смертным зельем он ее опоил,

Чрево вскрыл королеве и наследника миру явил.

Уж крещеный принц в златой колыбели лежит,

А прекрасная мать его Джейн в хладном мраке спит…

Траур черен как ночь, жезлы как снег белы,

Пламенем желтым факелы в руках расцвели.

Глух погребальный звон, скорбную песнь поют.

Славную королеву Джейн в путь последний везут.

Шесть рыцарей, шесть лордов несут к могиле гроб,

Шесть герцогов в эскорте печально хмурят лоб.

Старой Англии нежный цветок в темном склепе зачах,

А Генрих, король наш славный, двор покинул в слезах.

Генрих, не дожидаясь предварительных погребальных ритуалов над забальзамированным телом Джейн в Хэмптон-корте, действительно «двор покинул в слезах», удалившись в Виндзорский замок. Он сказал, что не в силах смотреть, как хоронят жену. По его распоряжению главной плакальщицей стала Мария, а сам он заперся в своих покоях в Виндзоре, и много дней никто его не видел.

Между свадебным и похоронным обрядами есть жутковатое сходство. Оба вынуждают нас отложить обычные дела ради участия в церемониях. Требуют нарядов четко определенного цвета: один — белых, другой — черных. Проходят при большом стечении людей и диктуют особый душевный настрой. Влекут за собой необратимые перемены. В обоих случаях необходимы особые атрибуты и приметы: погребальные покровы и изваяния, свадебные вуали и кольца. И жениться, и в гроб ложиться — удовольствие дорогое, устроителям надлежит быть расточительными, дабы подчеркнуть значимость события.

Король Генрих, охваченный горем, покинул своих верных советников — Кромвеля, Кранмера и Брэндона, доверив им проведение похорон королевы. У них не было нужды советоваться с ним; они знали, что средства можно тратить без ограничений, погребальная церемония должна быть по-царски великолепной. Монастырское золото, которое так старалась спасти Джейн, пойдет теперь на оплату ее погребения.

Я участвовал в траурной процессии, понимая, что позже Генрих захочет узнать подробности, просто сейчас ему слишком больно.

Гроб Джейн установили в центре приемного зала королевских апартаментов. Недавно отделанное помещение задрапировали черной материей и оснастили эмблемами смерти: крестами, иконами, кадильницами. Факелы и свечи вокруг гроба горели неугасимо; денно и нощно здесь молились скорбящие придворные дамы в глубоком трауре.

Мария исполняла церемониальные обязанности ближайшей родственницы усопшей, но скорбела искренне. Еще бы, ведь Джейн помогла ей после пятилетнего изгнания вернуться ко двору, ее снова приняли в королевскую семью. Помимо того, по выражению покрасневших глаз Марии и ее горестным жестам, которые казались естественными среди всеобщего горя, я понял, что вдобавок она оплакивает свою мать. Марии не разрешили присутствовать на похоронах Екатерины.