Когда она чуть не обомлела от ласк герцога, он обхватил ее за талию. И с низким гортанным стоном прижал Иззи к каменной стене, придавив всем телом.

Иззи задохнулась. Она в ловушке. Ей следовало бы неистово отбиваться, стремясь вырваться на свободу. Но ее удерживали новые ощущения, понравилось быть в плену опьяняющей силы. Камни за ее спиной простояли на этом месте несколько веков, а мужчина перед ней выжил в неведомых ей испытаниях. Если она растает от страха или блаженства, то все они соединятся – она, эта стена, этот мужчина.

Он вновь застонал, обхватив ее бедра. Что-то твердое и горячее уперлось ей в живот.

Иззи разом открыла глаза. Ее познания о любви были в лучшем случае неполными. Общее представление она имела, но детали и нюансы от нее ускользнули. И все-таки она поняла: это его мужское естество восстало… свидетельствуя о том, как он жаждет любви. Вот этот длинный и твердый горячий бугор, прижимающийся к ее животу. Он означает желание. Сильное желание.

Рэнсом сдернул с ее плеч шаль. Она упала на землю. Он провел пальцами по ключице Иззи и сдвинул платье с плеча, обнажив его.

– Вы перестали считать, – шепнул он.

– Как же я могу считать, когда вы… – Она ахнула: он подхватил ее грудь, высвободил ее из корсета. Прохладный воздух овеял сосок. – Как можно считать, когда вы заняты этим?

– Легко. Я помогу. – Он наклонил голову и проложил поцелуями тропинку по ее шее и ниже, до обнаженной груди. Язык затрепетал, касаясь соска. – Тридцать один. – Еще одно быстрое движение языка. – Тридцать два, – и еще. – Тридцать три…

Тепло его рта чередовалось с прохладой воздуха. Иззи показалось, что все ее тело покрылось мурашками. Если он будет продолжать в том же духе, она сгорит дотла, не успев досчитать до сорока пяти.

Однако он перестал дразнить сосок языком. Вместо этого он втянул его в рот.

Все цифры потеряли для Иззи всякий смысл.

До скольких надо считать, чтобы это длилось вечно? Именно этого хотелось сейчас Иззи. Его язык лениво задвигался, обводя по кругу ее сосок. От удовольствия из головы Иззи вновь вылетели все мысли. О, Рэнсом знал толк в наслаждениях. Прекрасно знал.

Он опустился на колени и просунул руку под ее юбки.

От прикосновения к ноге Иззи впала в панику.

Схватив за плечи, она попыталась остановить его:

– Девяносто девять, сто.

Он замер с одной рукой глубоко под нижними юбками, а другой на ее щиколотке.

– Вы же сказали «везде», – напомнил он почти угрожающим тоном.

– Да, сказала.

Ее сердце колотилось в груди. Рэнсом дал ей возможность пойти на попятный, и воспитание отчаянно призывало Иззи воспользоваться этим шансом.

Но другой жизни у нее не будет. А в этой жизни лишь один человек проявил хоть какое-то подобие интереса к тому, что находится у нее под юбками.

Возможно, это ее единственный шанс.

«Это же просто прикосновения, – заверила она себя. Совершенно безобидные. Вряд ли он лишит ее девственности прямо здесь, неподалеку от десятка прячущихся фрейлин».

– Вы передумали? – спросил он.

«Боже, Боже, Боже».

– Нет.

Он процедил сквозь зубы что-то вроде: «Слава богу». Потом собрал юбки одной рукой и поднял их до талии ловким, привычным движением.

Иззи прислонилась спиной к стене и подняла руки над головой, чувствуя себя дерзкой и страстной. Рэнсом провел ладонями по ее икре, обтянутой чулком, поднялся к бедру, и Иззи слегка расставила ноги.

– Да, – простонал он, – откройся мне. Вот так. Прекрасно, прекрасно.

«Немыслимо, немыслимо!»

Вот и все, что подумала бы Иззи об этой сцене всего две недели назад. Теперь она казалась самой себе языческой богиней в древнем храме. Возле увитой плющом стены разрушенного павильона ее плотью упивался средь бела дня обезображенный шрамами чувственный герцог.

Ни о чем подобном она не смела даже мечтать, а ведь у нее было богатое воображение. Ее приводили в восторг не только прикосновения, но и утонченная порочность всего, что с ней сейчас происходило.

Новое, похожее на биение пульса ощущение возникло между ее ног. Скорее, призывало оно. Поторопись!

Его ладонь заскользила вверх по ее бедру, обошла подвязку, продолжала путь по гладкому склону внутренней части бедра.

– Как мягко… – Он поцеловал ее ногу выше колена. – Словно атлас.

Прикосновения неуклонно приближались к заветному местечку, нарастающий шквал ощущений становился невыносимым.

Выше, выше… и еще выше.

До тех пор, пока большой палец не достиг цели.

– О-о…

Блаженство стрелой взмыло в ней, пронзив от пальцев ног до макушки. Она стиснула кулаки, вцепилась в ветви плюща, задергала их, чтобы удержаться на задрожавших ногах.

Облако мелкой белесой пыли окутало обоих.

Рэнсом вскинул голову.

– Что это было?

– Господи, кажется, стена рушится… – Иззи отпустила плющ. Со стены свалилось несколько мелких осколков камня.

– Тогда пойдем отсюда. – Рэнсом вскочил, привел в порядок ее юбки и прижал Иззи к груди.

В этот момент обломок размером с яблоко, отвалившийся от стены, ударил его точно в голову.

– Боже мой, Рэнсом!

Он чертыхнулся, попятился, прижимая ладонь к голове, и с трудом сел на траву. Магнус заскулил и забегал вокруг хозяина.

Иззи опустилась на колени рядом с ним. На голове уже росла шишка, острый осколок сорвал небольшой клочок кожи со стороны лба, противоположной шраму. Иззи понятия не имела, лучше было бы, если бы удар пришелся на поврежденную бровь или нет.

Если вдуматься, это даже забавно. От погибели ее спасли… руины!

Она подобрала с земли шаль и прижала свернутый край ко лбу Рэнсома.

– Как вы себя чувствуете? Голова не кружится? Посмотрите на меня и скажите, сколько пальцев…

Она прикусила язык, оборвав абсурдный вопрос. Разумеется, он не в состоянии сосчитать пальцы, которые она ему показывает.

Разве что…

Разве что произошло чудесное исцеление. Она слышала, что и такое бывает. К солдатам, ослепшим от ран, полученных в бою, зрение возвращалось после сильного удара по голове.

– С вами… все по-прежнему? – осторожно спросила Иззи.

Он стиснул зубы.

– У меня звенит в ушах, голова превратилась в сгусток боли. Но вижу я не лучше и не хуже, чем десять минут назад. Если вы спрашиваете об этом.

– А-а. Хорошо. То есть плохо, конечно. Надеюсь, вы не слишком пострадали.

Иззи вздохнула. Она ужасный, просто кошмарный человек. Герцог сообщил ей, что чудесного прозрения не произошло, а ее первой инстинктивной реакцией стало облегчение. Кому вообще придет в голову желать человеку остаться слепым?