– Я вам назову три слова, пока гусь переворачивается на сковородке, – говорит он, – чудной, отечный, чахоточный.

– Почему ты не садишься? – спрашивает Джилл и поясняет: – Его опять прихватило.

Канпур разлегся на альбоме «24 прелюдии».

– Я сыграю вам одну, быструю, – говорит Бред и, откинув крышку маленького черного ящика, начинает: плинк, плонк, планк! – А сейчас – тремоло, – объявляет он и принимается быстро-быстро бить пальцами правой руки по белой до-мажорной клавише в середине клавиатуры, и шахматные фигурки, и маникюрные принадлежности, и неоплаченные счета начинают подпрыгивать и дребезжать, как пьяные «блошки» настольной игры. – Какова техника! – говорит он и глядит тусклыми глазами, опушенными инеем. – Только одно может двигаться так же быстро, как свет, и это ангелы. Одни ангелы могут передвигаться со скоростью света. Тысячу световых лет потребуется, чтобы добраться до Урана, но никто никогда не бывал там и никогда не будет. Возьмите американскую воскресную газету. Кто-нибудь обращал внимание, как читают воскресные газеты? Сперва смотрят картинки, потом страничку юмора, потом спортивную колонку, потом объявления, потом театральные новости, потом книжное обозрение, потом заголовки статей. Схватывание главного. Онтогенез-филогенез. Будь точным, и никогда не придется употреблять такие слова, как «время», «смерть», «мир», «душа». В каждом высказывании кроется маленькая неточность, и эта неточность растет и растет, пока высказывание не потеряет смысл. Безупречна одна поэзия, давшая представление о времени. Стихотворение – это паутина, которую поэт, вытягивая нить из собственного тела, ткет в соответствии с высшей математикой интуиции. Поэзия всегда права, потому что поэт начинает из сердцевины и идет вовне…

Звонит телефон.

– Пифагор был прав. Ньютон был прав… Эйнштейн прав…

– Может, ты все же возьмешь трубку? – останавливает его Джилл.

– Алло! Oui, c’est le Monsieur Cronstadt. Et votre nom, s’il vous plait?[88] Бимберг? Послушайте, вы же говорите по-английски? Я тоже… Что? Да, у меня есть три квартиры – для сдачи в аренду или продажи. Что? Да, с ванной, кухней и уборной… Нет, нормальная уборная. Нет, не в коридоре – в квартире. Со стульчаком. Может быть, вы желаете отделанную серебром или золотом? Что? Нет, уборную! У меня тут человек из Мюнхена, беженец. Беженец! Гитлер! Гитлер! Compris?[89] Точно. У него на груди наколота свастика, синего цвета… Что? Нет, я серьезен. А вы? Что? Послушайте, если желаете говорить о деле, давайте обсудим вопрос о деньгах… Деньги. Наличные! Вам придется платить наличными. Что? Да, здесь дела ведутся так. Француз не доверяет чекам. На прошлой неделе меня пытались надуть на семьсот пятьдесят франков. Да, с американским чеком. Что? Если эта не нравится, у меня есть для вас другая, с кухонным подъемником. Сейчас она в некотором беспорядке, но это можно поправить. Что? О, что-нибудь тысячу франков. С бильярдной на верхнем этаже… Что? Нет… нет… нет. Здесь такого не водится. Послушайте, мистер Бимберг, вы должны усвоить, что здесь Франция. Да, вот так… Конечно, в Риме… Послушайте, позвоните мне завтра утром, идет? Сейчас я обедаю. Обедаю. Ем. Что? Да, наличными… до свидания!

Вот так, – сказал он, вешая трубку, – делаются дела в этом доме. Недурно, а? Недвижимое имущество. Вы, друзья, витаете в облаках. Думаете, литература – это все. Вот и на обед у вас – литература. Ну а в этом доме на обед – гусь, к примеру. Да, кстати, он уже почти готов. Anna! Wie geht es? Nicht fertig? Merde alors![90] Три девушки… беженки. Не знаю, откуда они взялись. Кто-то дал им наш адрес. Замечательные девушки. Свежие, ядреные, резвые, аппетитные. В Германии им нет места. Эйнштейну ни до чего – он пишет стихи о свете. Эти девочки хотят иметь работу и чтобы было где жить. Вы знаете кого-нибудь, кому нужна горничная? Прекрасные девушки. Хорошо образованные. Но готовить могут только втроем. Лучше всех Катя: умеет гладить. Вот эта, Анна – эта попросила у меня вчера пишущую машинку… хочу, говорит, написать стихотворение. Я не для того держу тебя здесь, говорю, чтобы ты писала стихотворения. В этом доме стихотворения пишу я – если пишется. Вид у нее был недовольный. Послушай, говорю, Анна, ты живешь в придуманном мире. Никому на свете не нужны больше стихотворения. Нужны хлеб и масло. Ты можешь производить больше хлеба и масла? Именно этого хочет мир. Выучи французский, и сможешь помогать мне в делах с недвижимостью. Ведь людям нужно где-то жить. Забавно, да. Но так устроен нынешний мир. И всегда так было, только прежде люди в это не верили. Мир создан для будущего… для планеты Уран. Никто никогда не попадет на планету Уран, но это не имеет никакого значения. У людей должно быть жилье, хлеб и масло. Ради будущего. Настоящее? Нет такой вещи, как настоящее. Есть слово «Время», но никто не в силах объяснить, что это такое. Есть прошлое, и есть будущее, и Время течет сквозь них, как электричество по проводам. Настоящее – это наша выдумка, сон… оксюморон. Вот слово для вас – дарю, можете забрать с собой. Напишите о нем стихи. Я слишком занят… недвижимость и все такое. Гусь под клюквенным соусом сам не прилетит… Послушай, Джилл, какое слово я искал вчера?

– Омоплат? – тут же отозвалась Джилл.

– Нет, не то. Омо… омо…

– Омфалос?

– Нет, нет. Омо… омо…

– Вспомнила! – кричит Джилл. – Омофагия!

– Омофагия, именно! Нравится слово? Забирайте! В чем дело? Вы не пьете. Джилл, где, черт побери, шейкер, который я вчера нашел в кухонном подъемнике? Можете себе представить – шейкер для коктейлей! Так или иначе, вы, друзья, как мне кажется, считаете, что литература – это что-то, без чего нельзя прожить. Отнюдь нет. Литература – это всего лишь литература. Я бы тоже мог заниматься литературой – если бы не надо было кормить этих беженцев. Хотите знать, что такое настоящее? Посмотрите вон на то окно. Нет, не там… выше. Это! Каждый божий день они сидят вот так за столом и играют в карты – только он и она. Она всегда в красном платье. А он всегда тасует колоду. Вот это и есть настоящее. А если добавить всего одну частицу – «бы», оно станет условным…

– О боже, – не выдерживает Джилл, – пойду посмотрю, чем там занимаются эти девчонки.

– Нет, не ходи! Они только того и ждут – чтобы ты пришла и помогла им. Они должны понять, что это – реальный мир. Я хочу, чтобы они уяснили это себе. Потом найду им работу. Я знаю массу мест для них. Пусть сперва приготовят мне поесть.

– Эльза говорит, все готово. Идемте в столовую.

– Анна, Анна, возьми эти бутылки и поставь на стол!

Анна беспомощно смотрит на Бредтрепа.

– Вот те на! Они даже английского не знают. Что прикажете с ними делать? Anna… hier! Raus mit ‘em! Versteht?[91] И налей себе лучше, чем моргать, как идиотка.