Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы проходите, располагайтесь, – предложила Лариса, встречая Алену у порога и вытирая покрасневшие от холодной воды руки о видавший виды фартук. – Я сейчас!
Алена устроилась на цветастом диване (похоже, купленном на распродаже в «ИКЕЕ») и принялась осматриваться. Помимо дивана и буфета в просторной комнате располагались тумбочка с телевизором, пара стульев и несколько горшков с цветами на подоконнике. За цветами, видимо, хорошо ухаживали; в Алениной квартире тоже стояли декабристы, похожие на эти, но они и не думали цвести таким пышным цветом!
– Извините, – сказала Лариса, выходя в гостиную из маленькой комнаты. – У меня бабушка лежачая, после инсульта… Вы хотели об Анжелике поговорить?
– Да-да, – кивнула Алена, подумав, что этой девушке, очевидно, живется несладко – как и Вязьмину, ведь оба вынуждены выхаживать тяжелобольных. – Я уже сказала, что ваш адрес дал мне папа Анжелики. Он сказал, что она ближе всего общалась именно с вами?
– Это правда. Видите ли, я хотела бы ему помочь, но у меня самой – бабушка, да и работу никто не отменял, а то жить вообще не на что будет…
– Он вовсе не рассчитывает на вашу помощь, Лариса, – поторопилась заверить Алена. – На самом деле я хотела поговорить не о том, почему ваша подруга оказалась в таком состоянии.
– То есть не о нападении?
– Должна признаться, что на самом деле не расследую обстоятельства, при которых пострадала Анжелика…
– Погодите, – перебила Лариса, – вы же сказали, что вы адвокат – разве вас не Семен Матвеевич нанял?
– Нет. Я… вернее, моя фирма занимается делом, которое, возможно, связано с Анжеликой.
– То есть самой Анжеликой, значит, никто не интересуется? – нахмурилась Лариса.
– Вы не понимаете – я хочу поговорить не о последнем, а о первом нападении на вашу подругу.
– О… чем?
– Она рассказывала вам о том, что ее изнасиловал начальник?
– Кто вам сообщил? Она даже отцу не…
– Значит, все-таки Анжелика поделилась с вами?
Лариса посмотрела на свои натруженные, несмотря на юный возраст, руки, сложенные на коленях. Потом она вновь подняла глаза на Алену.
– Она пришла, когда на нее вышел Кузьмин. Это случилось несколько дней спустя после изнасилования. Черт, я поверить не могла, что Анжелика не прибежала ко мне сразу, а все скрывала, пока он не появился!
– То есть Кузьмин и к ней приходил?
– Что значит – и к ней?
– Есть как минимум еще одна девушка, оказавшаяся в таком же положении, что и ваша подруга… Я имею в виду, что ее тоже изнасиловал Сугривин, а потом его дядя, генеральный директор «Пугачеффа», замял дело, предложив хорошие отступные.
– Вот как… Анжелика пришла ко мне поговорить. Она написала заявление в полицию сразу после того, что произошло. Для меня это вообще было как гром среди ясного неба, ведь я ничего не знала про изнасилование! Анжелика сказала, что никому не говорила… кроме матери.
– Погодите-ка, какой еще матери? Ведь у Анжелики только отец!
– Кто вам сказал? Разумеется, у нее есть мать, только она с ними давно не живет. Мама Анжелики вышла замуж десять лет назад, и у нее другая семья.
– Она переехала из Питера?
– Не то чтобы переехала, но она теперь за городом. Анжелика общалась с матерью в отличие от отца, который очень обижен на бывшую, ведь ему так и не удалось наладить личную жизнь… А какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Никакого, просто я хочу составить объективное мнение обо всех участниках истории. Продолжайте, пожалуйста, Лариса. О чем хотела посоветоваться ваша подруга, когда пришла к вам?
– О деньгах. Она сказала, что Кузьмин пришел к ней, сказал, что ему известно о случившемся, и поэтому он хочет уладить дело миром.
– И что же Кузьмин предложил Анжелике?
– Все, что она захочет. Она могла попросить денег или недвижимость, чтобы разъехаться с отцом и жить отдельно.
– И что решила Анжелика?
– Мы с ней часа три тогда проговорили… Господи, если бы я только знала, что тот разговор – последний, я бы ее вообще не отпустила!
– Вы помогли Анжелике принять решение?
– Мне казалось, что наилучшим выходом будет взять деньги и обо всем забыть – такой шанс выпадает раз в жизни!
– Вы бы так и поступили?
– Посмотрите, как мы живем, – Лариса сделала неопределенный жест рукой, словно пытаясь охватить пространство комнаты. – Это дом бабушкин, ему, наверное, лет сто! Ее нужно мыть, переворачивать, чтобы не было пролежней… Еще надо постельное белье стирать, а здесь нет даже водопровода, поэтому стиральную машину не поставить! Да, конечно, я бы взяла деньги.
– Но не Анжелика, я правильно понимаю?
– Правильно, – вздохнула Лариса. – Анжелика решила идти до конца. В отличие от нас с бабушкой она не находилась в бедственном положении. Они жили с отцом дружно, и она не собиралась съезжать из их квартиры. Кроме того, Анжелика отличалась принципиальностью. Она была… то есть, я хочу сказать, она всегда была гордой, поэтому можете представить, какому унижению она подверглась от этого подонка Сугривина! Анжелика мечтала, чтобы его засадили за решетку хотя бы на несколько лет, поэтому она решила, что не станет забирать заявление. Через пару дней на нее напал маньяк… А еще говорят, снаряд дважды в одну воронку не падает!
* * *
Устинья стояла под козырьком здания, где располагалась приемная Кротова. Моросил мелкий, противный дождик, и на улице не было ни души, чему способствовало и время – час тридцать минут пополуночи. Полчаса назад ее подельщики-«ниндзя», словно мартышки, вскарабкались по водосточной трубе на четвертый этаж. Когда Захар упомянул трубу, Устинья решила, что он говорит иносказательно, однако на деле так оно и вышло – мужчины, быстро перебирая руками в перчатках и цепляясь за решетки балконов, ловко взобрались наверх, только Захар сначала остался на балконе, а Диду полез дальше, на крышу. Устинья недоумевала, как они намереваются открыть окно, ведь стеклопакет закрывается изнутри. Она получила ответ через несколько минут, когда рама распахнулась, и Захар залез внутрь. Видимо, каким-то образом Диду через чердак проник в здание и впустил приятеля. Она старалась не задумываться над тем, как тренер попал в кабинет психолога, как и о том, что за это легко можно схлопотать тюремный срок. И все же Устинья не могла не признаться, хотя бы и самой себе, что испытывает странное возбуждение, а вовсе не страх, стоя на стреме. Девушке даже не приходилось убеждать себя, что они, дескать, делают правое дело – ей чертовски нравилось происходящее, но она чувствовала себя немного виноватой… Совсем чуть-чуть. Она спрашивала себя, почему из всех возможных кандидатов на роль «часового» Захар выбрал именно ее. Неужели почувствовал в ней тот же дух авантюризма, который свойственен ему самому?