С тех пор – Женька забегал в оранжерею уже не потому, что отец заставил его отрабатывать причиненный цветам ущерб. Они наскоро заканчивали с прополкой, а потом вместе шли в домик дяди Вовы – его приобрели от казны увечному ветерану – и дядя Вова учил Женьку стрелять.

Дядя Вова вырезал из картона несколько силуэтов и в большом сарае – устроил тир. Сначала Женька должен был просто поражать расставленные силуэты из обычной воздушки, потом – силуэты начинали двигаться. Потом – надо было стрелять в открытую дверь сарая, из солнца в темноту.

Потом – для тренировок приспособили подходящий овраг. Женька должен был подкрасться к дяде Вове как можно ближе до наступления темноты, чтобы он не заметил. Как только дядя Вова видел его – кидал камешек. Камешек небольшой – но попадало все равно больно.

Во время первых учебных стрельб в учебном лагере морской пехоты под Феодосией, немолодой унтер, сняв мишень и посмотрев на нее через пенсне, спросил коротко – кто тренировал? Женька сказал. Унтер сказал, что дальше можно не стрелять.

На следующий день он сдал фельдфебелю постель, шкафчик и отправился в Балаклаву. Там квартировал полк, в который его направляли. Почти сразу его зачислили в отдельную роту разведки, на должность снайпера-разведчика. Ему почти ничему не надо было учиться – все, что он должен был знать, он уже знал…

С берега стреляют. Это уже видно по то и дело вспарывающим водную гладь белым фонтанчикам – попадания от пуль. Стреляют бестолково – но чем ближе к берегу, тем гуще будет огонь, тем больше вероятность попадания…

– Нава-а-лись! На пулемете, короткими, по выявленным целям – огонь!

Главное – не думать. Ни о чем не думать. Вообще. Думать только о том, что будет, когда ты окопаешься на берегу…

За спиной – открывают огонь средним калибром прикрывающие высадку крейсера. Средний калибр – это на флоте, для пехоты сто семь миллиметров – это калибр танка или самоходки. Попадет – не обрадуешься. Крейсера дают жару, командиры – не пожалели боезапаса и на зенитках, несмотря на то, что где-то неподалеку англичане. Спаренные и счетверенные Эрликоны – расцвечивают небо над головой паутиной алых трасс. Снаряды проносятся с фырчанием и ложатся в цель, огонь по ним стихает. В их лодке – слава Богу, потерь нет, в других… дай Бог, чтобы не было…

Бьют и в ответ. Средний калибр… снаряды проносятся со странным фырчанием… но низко сидящие в воде лодки им не достать…

Надо бы оглянуться, посмотреть, как вышла вторая волна – они будут уже на плавающих бронемашинах и легких танках. Но суеверная примета – гласит, что тот, кто обернется, обратится в камень. Потому – лучше не надо…

– Нава-лись! Давай, салаги, давай! Близко берег! – орет фельдфебель, подбадривая их.

Нашел салаг…

Коротко постукивает пулемет. Аслан, их пулеметчик, оскалившись по-волчьи, бьет короткими по вспышкам, это его почерк, который у пулеметчиков бывает так же, как и у снайперов. Три коротких, и тут же – еще три.

– Молодец! Молодец!

Крик перекрывает свист мины, столб разрыва – встает совсем рядом…

* * *

Он пришел в себя от того, что кто-то толкал его под бок. Толкал – надо сказать больно…

– Э… э… – доносило эхо…

Голова болела, и думать ни о чем не хотелось. Что-то тянуло на дно…

– Ай… ай… ай…

Солнце светило просто беспощадно. Оно не светило – оно обжигало.

– Ай… ай… ай…

Глаза не открывались, почему то болели.

Он что, – ослеп?

Он приказал себе открыть глаза – и они открылись. Просто – их слепило коркой из морской соли и крови…

Как потом окажется – осколок прошел вскользь и лишь стесал кожу. А морская вода – продезинфицировала рану и стянула кожу, остановив кровотечение. Миллиметр два – и смертельное ранение превратилось в контузию.

Прибой – выносил их на самый берег, они прицепились к сорванному непонятно откуда понтону – и так выгребали. С берега – били пулеметы…

Он забил ногами – и вдруг, нога нащупала дно.

– Федор…

Его так звали офицеры части – Федор. Офицер был незнакомым… или знакомым?

– Держи!

Он принял винтовку – обычную, пехотную – и тут понял, что потерял свою. Почему то это – привело его в чувство больше всего. Гнев и стыд – морской пехотинец не может потерять винтовку, тогда он не морской пехотинец.

Приливные волны накатывались на берег, бурые от крови, вынося тела тех, кому сегодня не повезло…

Он передернул затвор… патрон выпал и булькнул в воду. Есть! Только бы газоотвод не подвел! Переведя винтовку на одиночные – он утвердился на дне и прицелился по вспышкам.

Винтовка толкнула в плечо – и он обрадовался тому, что старый друг не подвел его больше, чем тому, что увидел в прицеле. А в прицеле – погас тот самый огонек, по которому он бил. Может, тот, кто стрелял – решило переместиться в другое место. А может – ему уже все пофигу. Бог знает.

Только Бог далеко. Бог отсюда – в миллиарда километров. Нет Бога. Есть только смерть, с уханьем машущая косой…

Им сказали, что на полуострове – свои, чужих там быть не может. Но «свои» – встретили их шквальным огнем…

Бах! Бах!

Еще один огонек погас.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… А вот это – уже пытаются нащупать его.

Нырнув под воду, держа винтовку на вытянутых, он попытался сменить позицию. Наткнулся в воде на что-то, с ужасом понял – человеческое тело. Черный бушлат. Отхаркивая воду, выбросился на поверхность.

– Чего ныряешь, стреляй! – какой-то то ли офицер, то ли унтер – офицер наградил его подзатыльником. И он – начал стрелять. Тук – тук – тук. Винтовка отдает в плечо, посылая в цель пулю за пулей. И там – тоже страшно. Там – тоже гуляет смерть, собирая щедрую жатву. Они могут быть сильными у себя в горах.

Но они не сильнее морской пехоты…

Винтовка – не отозвалась выстрелом, кончились патроны. Хорошо, что подсумок остался на нем, кожаный, морпеховский. Его просто так не сбросишь. Он выцарапал скользкий магазин, сбросил пустой, кое-как вставил. Передернул затвор, нажал… винтовка отозвалась выстрелом.

Прибой – а они наступали во время прилива – выносил на берег все новых и новых морпехов: живых и мертвых.

– Братва, вперед! – заорал кто-то.

Они прошли метров десять – и снова ткнулись кто во что. Евгений – спрятался за какой-то перевернутой лодкой – хрен знает, как она тут оказалась. Рядом – приткнулся кто-то из братанов – он даже не посмотрел.

– Живой?

– Живой…

– Х…во тут – отозвался братишка – курить есть?

Евгений не курил. Снайперам запрещено курить, запах выдает.