Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь, когда все стало ясно, можно уезжать домой, – обрадовалась я. – Иван Никифорович, бери сумки, я покачу кресло.
– Сама поеду, – гордо заявила Рина и нажала на пульт на ручке.
Инвалидная коляска двинулась вперед.
– Супер! – восхитилась больная. – Давно мечтала в таком порулить. Завтра отправлюсь в магазин, и все машины мне дорогу уступать будут. Йо-хо-хо!
Свекровь еще раз ткнула пальцем в пульт, кресло увеличило скорость, Иван поспешил за матерью. Я вышла в коридор следом за врачом с медсестрой и услышала их диалог.
– Виктор Аркадьевич, а зачем мне сено и солому к рукам привязывать? – поинтересовалась Вера.
– Великий полководец Суворов так неграмотных солдат, бывших крестьян, маршировать учил, – стал объяснять доктор, – к ногам им сено и солому приматывал и потом вместо «левой-правой» командовал «сено-солома», чтобы парни правильно шагали.
– Так у них ноги были, а у меня руки, – возразила Вера. – Виктор Аркадьевич, а чем сено от соломы отличается? Что одно, что другое – сухая трава.
В девять утра я позвонила Гелене Валентиновне с вопросом:
– Вы поговорили с Фаиной?
– Нет, она заболела, – пробормотала хозяйка отеля.
– Что с ней? – насторожилась я.
– Муж сказал, какой-то вирус. Грипп, наверное, – ответила Родионова.
– Дайте номер домашнего телефона горничной, – потребовала я. – Как зовут ее супруга? И его мобильный тоже продиктуйте.
Получив нужное, я начала звонить. Дома никто не подошел, а по сотовому ответил мужской голос:
– Слушаю.
– Павел Бабакин? – осведомилась я. – Начальник особой бригады Сергеева беспокоит.
– Да иди ты врать, – буркнул мужик и отсоединился.
Я сделала еще несколько попыток связаться с Павлом, но тот не отвечал. Делать нечего, пришлось ехать в Конаково, где проживало семейство горничной. По дороге я поговорила с Эдитой и узнала, что господин Бабакин начальник местной полиции.
* * *
Отделение в Конакове напоминало сельскую библиотеку: небольшая изба, на окнах буйно цветут герани, в сенях пахнет какой-то сушеной травой. Когда я очутилась перед стойкой, за которой сидел пожилой дежурный, ощутила запах чеснока. На стенах висели полки с книгами. И это меня удивило: первый раз я видела в полиции сочинения разных авторов, а не собрание всяких там кодексов.
– Что случилось-то? – по-домашнему приветствовал меня мужчина в форме с лейтенантскими погонами. – Чем помочь надо? Гляжу, не наша ты. Из Москвы приехала? Водички с дороги попей, кулер в углу. Хлебай, не стесняйся, денег не попросим.
Я вынула рабочее удостоверение.
– Мне нужен Павел Бабакин.
– Вона кто к нам пожаловал, начальник особой бригады, – обрадовался лейтенант. – Чем же вы занимаетесь?
– Да всем понемногу, – улыбнулась я.
– Охо-хо, небось не краденным с веревки бельем и не дракой в магазине. У нас-то сплошь мелочовка, – загрустил дежурный.
– И это прекрасно, – сказала я, – пусть у вас всегда только пододеяльники воруют. Отшлепаете воришку – и делу конец.
– В больнице наш Павел Петрович, – вздохнул дежурный и пояснил: – У него дома эпидемия, и жена заболела, и дочка. Вот такой сейчас грипп ходит. Вы на всякий случай туда не ходите, еще тоже подцепите вирус. Оно вам надо? Здесь-то я меры принял. Как только Бабакин за дверь, сразу велел Нинке полы вымыть и мирамистином ручки дверей да унитаз обработать. Все болезни от грязного туалета. И чеснок личному составу раздал.
– Где расположена клиника? – остановила я лейтенанта.
– Десять километров в сторону Москвы, – доложил он. – Там на шоссе щит стоит «Больница налево», не заплутаете.
Заблудиться действительно оказалось сложно. Указатель поворота был виден издалека, едва съехав на боковую дорогу, я увидела здание из светлого кирпича. Судя по внешнему виду, медцентр построили в шестидесятые годы прошлого века. Бабакина я нашла на четвертом этаже около запертой двери с табличкой «Отделение интенсивной терапии».
Я вынула документ, приблизилась к Павлу и начала:
– Павел Петрович, извините, что в такой момент…
– Это вы меня простите за грубость по телефону, – перебил главный местный полицейский, – я решил, что теща блажит. Мы с ней не общаемся – пила она крепко, поэтому у Фаинки детства нормального не было. Придет дочка из школы домой, а изба не топлена, кругом грязь, есть нечего, мать на полу храпит, рядом бутылка пустая. На водку-то баба рубли всегда находила, а ребенку на кусок хлеба нет. Два года назад пьянчуга чуть не умерла и со страху бухать бросила, теперь в нашу с Фаей и Люсенькой жизнь ввинтиться желает. Но я конкретно против. Зря Фая мамашу в гостиницу уборщицей пристроила, нахлебается жена за свою доброту, нельзя алкоголикам доверять. Может, сейчас теща и не пьет, но потом точно снова начнет. Она хитрая, знает, я с ней говорить не стану. Я решил, что ей про болезнь Фаины уже настучали…
Дверь открылась, появилась женщина в зеленой «пижаме».
– Вы Бабакин? – осведомилась она у полицейского.
– Да, – кивнул Павел и испугался: – Что? Все?
– Состояние стабильное, – успокоила его врач. – Но тяжелое. Обширный инфаркт. И что за аллергия у вашей супруги? У нее на плечах и частично на шее сыпь странная.
Участковый стал переминаться с ноги на ногу.
– Ранее не замечал ничего такого. Она ест любые продукты.
Я вмешалась в беседу:
– Простите, у Фаины оранжевые прыщики с черными головками? Локализация на руках примерно до локтя и сзади на шее?
– А вы откуда знаете? – изумилась врач.
Я показала ей свое удостоверение, достала телефон.
– Сейчас соединю вас с нашим экспертом Любовью Павловной Буль, поговорите с ней. У дочери Фаины то же самое?
– Да, – подтвердила врач, – но в легкой форме и только на шее.
– Где сейчас девочка? С ней можно поговорить? – обрадовалась я.
– Пойдемте в пятое отделение, – проронила врач, – она там. Не вижу препятствий для общения с подростком.
Я протянула ей трубку.
– Буль на проводе.
– Папа! – обрадовалась девочка лет тринадцати, лежавшая на кровати с планшетом в руках. – Я домой хочу, прикажи им меня отпустить.
– Я тут не главный, – вздохнул родитель, – здесь доктора надо слушать. Люся, это Татьяна, она хочет с тобой поговорить.
– О чем? – недовольно спросила школьница.
– Госпожа Сергеева из Москвы приехала, моя коллега, – уточнил отец, – начальница из столицы.