держащего ее со свирепостью, которой я никогда не видел, ее изящное тело изгибается, когда она вонзает локоть ему в ребра, наступая ему на ногу, и высвобождается, бросаясь на пол рядом с Еленой и Аникой. — Шшш, — шепчет она, заключая Елену в объятия, физически загораживая ее от линии огня Алексея и кого-либо еще. — Ты должна вести себя тихо, детка, пожалуйста. Я знаю, ты напугана, я тоже, но сейчас ты должна помолчать, ради своего отца и меня. Тсс, тсс…

Она продолжает напевать Елене, поглаживая ее по волосам, все ее внимание сосредоточено на маленькой девочке, несмотря на то, как она напугана, я вижу, что она напугана. Я знаю, что она еще не оправилась от травмы собственного похищения, и я знаю, что это, должно быть, снова поднимает все это. Но я вижу по ее лицу, что ничто не может помешать ей защитить моих дочерей, и мое сердце наполняется чувством к ней, которого я желаю больше всего, чтобы я мог выразить словами до этого момента.

— Мама-медведица. — Алексей смеется. — Эта тоже беременна? — Он смотрит на меня, и я знаю, что он ждет от меня ответа.

Я не знаю, какой ответ лучше. Софии не причинили вреда с тех пор, как Лука выкрикнул это, но у меня есть неплохое представление о том, что Алексей надеется сделать с присутствующими здесь женщинами. Беременная женщина — это новинка, но не многие мужчины, желающие купить, хотят результата. Это снизило бы ее цену.

Меня тошнит от одной мысли о Катерине в таком ключе, но я должен думать о том, как наилучшим образом защитить ее, пока Алексей одерживает верх. И я понимаю, свежим взглядом, которым я посмотрел на Сашу, что я думал о сотнях женщин именно так. Для меня это просто не имело значения, потому что они не были моей женой или моими дочерями. Тем не менее, я был ответственен. Так же, как я несу ответственность за все, что случилось с Сашей, Катериной и Ольгой. Я смотрю на старую женщину, ее тело неподвижно лежит на ковре, кровь течет у нее со лба, когда Алексей делает знак, чтобы ее унесли. Ее жизнь оборвалась в одно мгновение, потому что она вступилась за меня.

Я этого не заслуживал. Она была верна мне, а я этого не заслужил. Я хорошо относился к ней все те годы, что она работала в моем доме, но на что она закрывала глаза все это время? Как она оправдывала это, продолжая так преданно заботиться о моей семье и обо мне?

Только Катерина противостояла мне. Только Катерина отказывалась дарить мне свою любовь и преданность, пока я не увижу себя таким, кто я есть на самом деле. Даже первой жене не удалось выразить свои чувства словами. Только Катерина была достаточно сильна.

А теперь уже слишком поздно.

— Она нет, — тихо говорю я.

— Хорошо. — Алексей удовлетворенно улыбается. — Разделите остальной персонал, — говорит он мужчинам, стоящим по бокам от них, поглядывая в том направлении. — Женщины в возрасте до двадцати пяти лет с достаточно приличной внешностью выставляются отдельно на продажу. Остальные держатся отдельно, возможно, мы еще найдем на них покупателей. Итальянка, блондинка, жена Виктора, и эта маленькая вертихвостка, — он кивает в сторону Саши, — они идут со мной обратно в главный дом. Вместе с детьми. — Он улыбается мне, выражение его лица самое жестокое, какое я когда-либо видел. — Эти две девочки очень хорошенькие. Представь себе цену…

Звук, который вырывается из моего рта, не похож ни на что, что я когда-либо слышал, звериный звук, когда я бросаюсь к нему, мой контроль окончательно сломлен. Алексей отступает назад, издавая странный звук.

— Давай, давай, Виктор, помни, что твое поведение имеет значение. Чем сильнее ты будешь давить на меня, тем больше я буду вымещать это на них. — Прежде чем мы уйдем, — продолжает он. — Совершенно ясно, что я не могу оставить тебя в живых, Виктор. Ты не хочешь уйти на пенсию с почестями. И я не могу допустить, чтобы кто-то из наших соотечественников пытался отомстить за тебя. Поэтому многим из вас придется умереть. Поскольку у нас нет времени на развлечения, я сделаю это быстро. Пристрелите их. — Он отступает назад, кивая своим людям, и они в унисон поднимают оружие.

Гребаная расстрельная команда в моей гостиной. И я нахожусь не на том конце этого.

Я точно не боюсь смерти. Человек в моем положении не может оставаться там так долго без здорового осознания того факта, что он все время живет на острие ножа смерти, если неправильные люди получают неправильные идеи. В нашем мире дожить до глубокой старости, это успех сам по себе, такой же впечатляющий, как любой финансовый успех. Это означает, что вы умны, подкованы, сообразительны и вас уважают или боятся настолько, что вы избежали заговоров, убийств и общей недоброжелательности, которые привлекают мужчин, обладающих властью в нашем мире.

Наконец-то это дошло до меня.

Что касается меня, то мне все равно. Я не боюсь самой смерти. Конечно, обидно так скоро лишаться атрибутов жизни: роскоши, ради которой я упорно трудился, удовольствий от секса, наслаждения хорошей едой, хорошей сигарой или рюмкой хорошей водки. Я знаю, что Лука чувствует то же самое. Он моложе меня, ему слегка за тридцать, он знает, какое достижение, подняться на свое место, оставаясь при этом живым и невредимым. И у него были более близкие контакты, чем у меня. Лиам… ну, он достаточно молод, чтобы сожалеть о жизни, по большей части непрожитой. Я сочувствую ему. А Макс боится своего Бога и клятв, которые он нарушил. Смерть не придет к нему спокойно. Но в основном, это все остальные, которые наполняют меня сожалением. София, которая одна будет рожать своего ребенка, вдова. Ана, оставшаяся одна в мире, который и так достаточно ее потрепал. Саша, снова заключенная. Мои дети в руках человека, который будет делать вещи, от которых меня тошнит. Катерина…

Я должен был сказать ей, что люблю ее. Я должен был понять, что она пыталась сказать мне намного раньше. Если бы только… Но в этом нет смысла. У меня может быть несколько секунд, чтобы высказаться, прежде чем мужчины начнут стрелять, но я не могу использовать эти секунды, чтобы сказать Катерине то, что я хочу сказать, независимо от того, насколько отчаянно слова срываются с моих губ. Это эгоистичное желание, и поскольку смерть всего в нескольких секундах от меня, у меня нет на это времени.

Мысль о том, чтобы оставить Катерину на их милость, так и не узнав, что я чувствую, заставляет мое сердце чувствовать себя так, словно его вырывают из груди. Но не она нуждается во мне больше всего.

— Только не мои дети, Алексей, пожалуйста. — Я протягиваю руки, осознавая, насколько это похоже на то,