как Ольга умоляла всего несколько минут назад, но в этот момент я далек от мысли заботиться о своей гордости. — Мой бизнес никогда не заключался в торговле детьми. Женщины всегда были совершеннолетними, и моя клиентура отражает это. Если в тебе есть хоть капля доброты, хоть капля уважения к годам, которые мы проработали вместе, а не к моим дочерям. Убей меня, делай что хочешь, но не…

— Заткнись. — Алексей смеется. — Меня волнует прибыль, а не мораль. Эти девочки… само совершенство. Одна, конечно, ранена, но я могу с этим справиться. Самая маленькая, хотя…

— Алексей.

Голос Катерины прорезает воздух, и все замирают, в основном из-за того, как она произносит его имя. Это не крик и не мольба. Это холодный и ясный голос, который я ожидал услышать от одного из моих людей, и даже солдаты, наставившие на нас оружие, дрогнули, желая повернуться, чтобы посмотреть на нее. Однако они не осмеливаются навлечь на себя гнев Алексея и удерживают свою позицию, направив дула автоматического оружия прямо на нас пятерых. В любой момент они могут разорвать нас в клочья, убив еще до того, как мы едва успеем услышать выстрелы. По крайней мере, это будет быстро.

Я боюсь не смерти и не боли. Но мысль о том, что я оставлю своих дочерей и Катерину позади, вызывает невыносимое горе, агонию, подобной которой я никогда не испытывал.

Алексей медленно поворачивается, на его лице расплывается ухмылка.

— Говори мама-медведица. Что ты хочешь сказать, миссис Андреева? — Он саркастически наклоняет голову. — Что хотела бы сказать мне царица?

Катерина вздыхает, ее подбородок вздернут.

— Если ты оставишь мужчин в живых, всех пятерых, — уточняет она. — Дашь им свободу. Если ты сделаешь это, я и другие женщины и дети уйдем с тобой.

Алексей мгновение ошеломленно смотрит на нее, а затем начинает смеяться.

— Ты что, не слышала, что я только что сказал, тупая сука? — Он фыркает. — Я сказал, что вы все поедете со мной, как только я избавлюсь от ваших мужей. Ты что, дура? Что это за гребаная сделка?

Любая другая женщина могла бы дрогнуть или смериться. Даже София дрожит, ее лицо такое бледное и бескровное, что я не могу поверить, что она еще не потеряла сознание. Ее взгляд прикован к Луке, слезы текут по ее лицу, губы издают бессловесные звуки. Я люблю тебя, я люблю тебя. То, что я так сильно хочу сказать Катерине. Моя пылкая, любимая невеста. Мое сердце переполняется, когда я смотрю, как она бесстрашно смотрит на Алексея, хотя я знаю, что это бесполезно.

Она улыбается ему, и этого достаточно, чтобы заставить его дрогнуть.

— Ты что, тупая? — Спрашивает он снова. — Чему, блядь, ты улыбаешься, пизда? — Он делает два шага к ней, насмешливо улыбаясь. — Я собираюсь продать тебя тому, кто уберет эту улыбку с твоего милого личика. Я найду самого порочного мужчину в России, того, кому нравится причинять боль женщинам, и я продам тебя за цену, которая оправдает все, что он с тобой сделает. Того, кто готов заплатить за его особые пристрастия. Можешь ли ты представить…

— Я могу, — спокойно говорит Катерина, хотя я вижу страх, мелькающий в ее глазах. — И ты можешь делать со мной все, что захочешь, Алексей, если отпустишь Виктора и других мужчин здесь и пообещаешь быть мягким с другими женщинами и моими дочерями. Ты можешь делать все, что захочешь, сейчас или позже, и я не буду сопротивляться. Никто из нас не будет сопротивляться тебе, когда ты заберешь нас отсюда. Но если ты убьешь наших людей… — Она переводит дыхание, не отрывая от него зрительного контакта. — Ты все равно заберешь нас, это правда. Но мы превратим это место в ад для тебя. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы навредить твоим солдатам, мы попытаемся сбежать, мы будем кусаться, царапаться и не важно, что ты сделаешь с нами за это. Мы будем действовать, когда ты попытаешься продать нас, и снижать цену. Мы превратим каждый момент, когда мы будем в твоем распоряжении, в сущий ад, если ты сделаешь это. Ты продашь нас гораздо дешевле, чем мы стоим, просто чтобы избавиться от нас.

Христос. От храбрости в ее словах, от стали в ее позвоночнике у меня перехватывает дыхание. Она смотрит на него непоколебимо, предлагая себя больше всех. Это вырывает у меня сердце из груди, хотя я без сомнения знаю, что ни одна женщина в мире не смогла бы стать для меня лучшей партией.

Жаль, что я понял этого так поздно.

Алексей фыркает.

— Ты сделаешь то, что я хочу, и все равно тихо кончишь. Или я причиню боль этим двум девочкам…

— Нет, ты этого не сделаешь. — Катерина спокойно смотрит на него. — Ты хочешь за них хорошую цену. И кроме того, что ты сделаешь? Ты причинишь им вред? Если ты это сделаешь, ты не получишь за них больше пенни. Убьешь их? — Она холодно улыбается ему. — Смерть лучше, чем то, что ты для них запланировал. Если бы я думала, что другого выхода нет, я бы сделала это сама, прежде чем позволить тебе их продать.

Я не знаю другой женщины, которая могла бы так спокойно обсуждать что-то настолько ужасное. София выглядит так, как будто ее сейчас стошнит, Саша с ужасом смотрит на Катерину. Но Катерина не хуже меня знает простую истину, мольбы к Алексею ничего не изменят. Единственный способ победить такого человека, как он, апеллировать к единственному, что его волнует, жадности и результатам. Практичность ситуации — это то, что изменит его мнение, а не мораль. Его не волнует, что правильно, а что нет. Его волнует эффективность и прибыль. И, убрав свои эмоции из ситуации, Катерина обратилась к обоим.

Возможно, она только что спасла всех нас.

Алексей хмуро поджимает губы.

— Гребаная сука, — рычит он сквозь стиснутые зубы. — Что, если я скажу тебе, что все равно причиню вред твоим мужчинам, даже если ты уйдешь тихо?

— Ты можешь делать все, что захочешь, — говорит Катерина, ее голос слегка дрожит. — При условии, что ты позволишь им уйти. Мы сделаем то, что должны, чтобы сохранить им жизнь.

Он делает шаг вперед, его левая рука метается вперед и грубо хватает ее за грудь. Я вижу боль на лице Катерины, но она не вздрагивает.

— Ты не девственница, — говорит он, смеясь. — Так что нет никакой разницы, кто тебя трахнет, прежде чем продать. Думаю, я возьму тебя для себя, на некоторое время. Наслажусь тем, чем наслаждался Виктор. Я уже забрал все остальное у него. Что ты об этом думаешь? Ты трахнешь меня в обмен на жизнь своего мужа? — Его губы кривятся. — На все их жизни? Тебе придется сделать это добровольно.

Катерина дрожит всем телом, мелкая дрожь пробегает по ее телу ото лба до кончиков пальцев ног,