— На самом деле, смех — тоже загадка, — говорит Ральф. — Объяснение Дарвина вовсе не исчерпывающее.

— А можно создать робота, который реагировал бы смехом на шутки другого робота? — спрашивает Хелен.

— Это непросто. Но, наверное, возможно.

— Я не верю в то, что роботу может быть смешно… радостно, грустно или скучно, — говорит Хелен.

— Скучно? — Ральф улыбается, словно он никогда раньше об этом не задумывался.

— Да, если бы мой лэптоп был человеком, он бы ужасно скучал — ведь я пользуюсь только текстовым процессором, а это меньше десяти процентов его возможностей. Однако он не возражает.

— Совершенно верно, — говорит Ральф. — Поэтому компьютеры облегчают человечеству жизнь. Благодаря им мы упраздним скуку. Зачем же тогда нужно создавать скуку искусственно? Скука же неотъемлемая часть нашей природы, нет?

— Возможно. Во всяком случае, счастье и грусть — наверняка. Никогда не поверю, что робот обладает сознанием, пока не увижу, как он плачет, хмурится или смеется.

— Может, долго ждать и не придется. Компьютеры чрезвычайно быстро развиваются.

— Да, я недавно слышала тебя по радио, — говорит Хелен.

Ральф доволен:

— И это сущая правда. Твой маленький лэптоп, вероятно, обладает таким же количеством памяти, как первая ЭВМ, установленная в нашем университете. В те времена один мегабайт памяти стоил полмиллиона. Теперь же он стоит около двух фунтов.

— Но чтобы понять шутку не нужны мегабайты памяти, — возражает Хелен. — Даже младенец способен отличить смешное от грустного. Стоит скорчить ему рожицу.

— Верно. Но я сейчас размышляю над тем, как определить логическую структуру ситуаций, которые считаются смешными, и выстроить из них некую конструкцию. Компьютер, к примеру, мог бы обработать миллионы шуток и, в конце концов, выявить механизм смешного. Я говорил, что тебе очень идет это платье?

— Нет, спасибо, — говорит Хелен. — Может, вернемся на вечеринку?

— Пошли. Возьми это с собой. — Он сгибает листок и кладет его в конверт.

— Спасибо.

— Спасибо за подарок. Могу ли я рассчитывать на поцелуй?

— Нет, не думаю, — отвечает Хелен.

— В прошлый раз не понравилось?

Хелен молчит.

— Я не собираюсь спать с тобой, Ральф, — медленно говорит она.

Он широко раскрывает глаза, разводит руками и ухмыляется:

— Да кто тебе об этом говорит? Я имел в виду обычный дружеский поцелуй.

— Неужели? — Она вызывающе смотрит на него. — Ты хочешь сказать, что не собирался идти дальше?

Он смотрит на нее, чуть приоткрыв рот, потом смеется:

— Ну, все мужчины думают об этом, когда сталкиваются с привлекательными женщинами. Однако их мысли далеко не всегда материализуются.

— А разве мысль о поцелуе не материализовалась?

— Ну и что из этого? Ведь есть разные виды поцелуев. Страстные и просто… дружеские. — Он улыбается. — Qualia поцелуя бесконечно разнообразны.

— Ну, тебе виднее. Ты проводишь широкомасштабные исследования.

Ральф перестает улыбаться.

— Ты о чем?

— Да так, просто.

— Нет, рассказывай.

Хелен смотрит в сторону, потом снова на Ральфа.

— Я случайно увидела тебя с Марианной на том обеде… на кухне… Я просто вышла в сад и не собиралась за вами подсматривать…

— Я не сплю с Марианной, — говорит Ральф.

— Это не мое дело. Зря я об этом сказала. Пойдем вниз?

— Мы просто дурачились. То была игра, в которую мы раньше играли. «На слабо?» И она уже окончена.

— Это не мое дело. — Хелен идет к двери. — Я спускаюсь.

— Постой. — Он выключает настольную лампу и торшер. — Надеюсь, это не значит, что мы не можем быть друзьями?

— Напротив. Это просто гарантия того, что я буду дружить с вами обоими.

— Вот и отлично. — Он догоняет ее у двери. — Но ты же не… ты не станешь рассказывать об этом Кэрри? Извини, — добавляет он, поймав на себе слегка презрительный взгляд Хелен.

Хелен выходит из комнаты. Ральф выключает верхний свет и закрывает за собой дверь. Они спускаются к людскому гомону.

Понедельник, 17 марта. Еще один выходной прошел в рабстве у Мессенджеров.

Мы заранее договорились, что я останусь у них ночевать, чтобы можно было пить, сколько влезет, и не думать о том, как я поеду домой. Я немного смущалась, когда стояла за спиной у Ральфа и Кэрри и провожала гостей, словно член их семьи. «Удочерили», — как сказал Джаспер Ричмонд. Меня его замечание неприятно удивило, но он просто злобный сплетник, слова которого не следует принимать всерьез. Если Кэрри так добра ко мне только потому, что хочет избежать нашего с Ральфом флирта, то ее стратегия мне кажется слишком неосторожной. Ведь умудрился же он поцеловать меня и мечтал продолжить в субботу, только я ему не позволила.

Когда последние гости разошлись, я помогла собрать тарелки и бокалы, забытые в разных комнатах, и мы оставили их на кухне для приходящей по утрам горничной. Кэрри приготовила нам троим на сон грядущий (дети уже разбрелись по своим комнатам и спали или смотрели телевизор) мексиканский горячий шоколад с бренди и чили. Мы посидели за кухонным столом, отхлебывая эту смесь, поболтали о достойных моментах вечеринки, а потом отправились на боковую.

Спальня для гостей все еще пахла духами и косметикой недавних гостей. Я открыла окно, чтобы проветрить перед сном. И заперла дверь. Зачем? Может, боялась, что Ральф прокрадется ко мне ночью? Бред, конечно, но я еще долго думала об этом, переворачиваясь с боку на бок под пуховым одеялом (этот мексиканский напиток оказывает скорее возбуждающее, чем снотворное действие). Я лежала и думала о том, как бы поступила, если бы дверь осталась незапертой и он проскользнул в мою постель? Допустим, Кэрри приняла снотворное и крепко уснула, а Ральф оставил ее в постели одну и залез ко мне под одеяло? Что мне делать: кричать и сопротивляться? Разбудить Кэрри и детей, поднять на уши весь дом? Конечно, нет. Устроить Ральфу сцену оскорбленного достоинства и уехать домой на такси посреди ночи? Нет. Так как бы я себя повела? Стала бы протестовать и уговаривать его шепотом: «Ты что, с ума сошел? Убирайся из моей постели сейчас же или я… или я…» Что — я? «Или я не буду с тобой разговаривать». Детский лепет. Так что, разрешить ему? Нет, конечно. И мне все равно интересно, не является ли эта цепочка мыслей вариантом тех женских мазохистских фантазий, о которых твердят психологи, о желании женщины предаться сексу, не думая ни о каких моральных принципах. А иначе зачем бы я прокручивала в голове все эти сценарии? Я не хочу заводить роман с Мессенджером только потому, что не желаю быть одной из участниц его многочисленных похождений, а вовсе не потому, что не нахожу его привлекательным. Этого у него не отнять, увы.