- Ты поедешь одна,- спокойно говорит Алекс. Рядом с ним я вижу красивую женщину одетую в строгий деловой костюм. Я чувствую, что умираю от жгучей ревности.- Лис отвезет тебя до аэропорта. У меня появились дела.

- Я не могу ехать без тебя,- господи, как же жалко я звучу. – Алекс, пожалуйста. Твои дела могут подождать.

- Ты едешь домой,- твердо говорит он.- Эти дела неотложны. Не заставляй меня быть грубым.

Я стою, как оплеванная посреди холла, и мне кажется, что все вокруг смотрят на меня с жалостью. И мне так хочется провалиться сквозь чертову землю, прямо в ад. И никогда больше не слышать про демона по имени Алекс Беркут, который уходит о чем – то беседуя с чужой женщиной. Лис трогает меня за плечо, а потом не говоря ни слова подхватывает мою сумку и идет к выходу. И я семеню за ним, как голодная дворняжка, проклиная себя за слабость.

ОН

Мне не понравился затравленный взгляд моей Эммы. Раньше , боль в ее глазах привела бы меня в неописуемый восторг. Но сегодня...

- Господин Беркут, надо поторопиться, если вы хотите успеть на ближайший рейс,- голос служительницы рецепции отвлекает меня. Я на секунду отвожу глаза от фигурки моей ненаглядной зверушки, а когда возвращаюсь глазами туда, где всего миг назад была Китти, ее уже нет. Словно испарилась, растаяла в зыбком эфире. И мне хочется бежать туда, и вернуть свою драгоценность.

- Алекс, вы меня слышите? Вас разыскивали два дня. У вашей мамы сердечный приступ. Я взяла на себя смелость заказать билеты на самолет,- девчонка говорит со мной, словно я пускающий слюни имбецил. И я чувствую вихрящуюся в груди ярость. Хотя и понимаю – она просто заботится о моих нуждах, как хороший работник, и скорее всего я ее премирую, когда все же смогу соображать здраво.

- Да, спасибо. Вы поступили очень предусмотрительно,- морщусь, потому что не люблю, когда кто – то решает за меня что либо.- Свяжите меня с клиникой, в которой находится Эмма Владимировна,- снова морщусь. Я так и не научился называть ее мамой при посторонних. Не смог, не знаю почему. Может просто боялся предать память женщины, старательно вылепившей из меня чудовище. Я так и не смог перестать любить ее.

Пока девушка, имени которой я так и не удосужился узнать, суетится, вызывая мне машину, я набираю номер телефона клиники.

- Господин Беркут, - мой невидимый собеседник, как мне кажется, ждал моего звонка. Я даже не сразу отвечаю, ошеломленный напором.

- Кто вы, черт вас возьми?- мой голос срывается от злости. Нет, я лгу. Липкий страх, что я потерял женщину, воспитавшую маленького зверька, полюбившую его, не обращающую внимание на укоризненные шепотки, а порой и агрессивную злость окружающих. Мою маму, ту которая согрела маленькую испуганную душу своей любовью. Вырастила меня, дала мне . все, что у меня есть. Она и ее муж стали для меня целым миром, полным любви и уважения, которых я не видел с рождения. Мама Эмма и папа Володя. И когда я нашел мою Китти, услышал ее настоящее имя, я сразу понял, что она создана для меня, и ее имя знак того, что я не ошибся в своем выборе. Отец умер два года назад. Я не знаю, как мама справилась с его утратой, но для меня эта потеря стала невероятной болью. Папа – такой сильный, умер мгновенно от сердечного приступа. И теперь вот Эмма.- Моя мать жива?

- Слава богу, кризис миновал,- в голосе доктора нет тревоги, скорее профессиональное равнодушие.- Но, я бы посоветовал вам приехать. Жизнь человеческая невероятно хрупка. Когда вы видели мать в последний раз?

- Это не ваше дело,- цежу сквозь зубы. Я не видел маму с момента смерти отца. Не представлял, как смогу посмотреть ей в глаза, и увидеть в них плещущуюся боль. Не смог. Ведь боль мог доставлять только я. И тащился от боли. А тут ... Мне просто было страшно, до судорог, до спазмов в сердце.

- Конечно. Меня, кстати зовут доктор Морозов. Это для информармации. Я обеспечу Эмме Владимировне должный уход. И не позволю случиться плохому. Будьте уверены. Но она ждет вас. Ждет, понимаете. И если бы я был на вашем месте...

- Вы не на моем месте,- грубо прерываю я врача. Он прав во всем, вот только не знает, что творится в моей душе. Не знает, что она полна тьмы, с которой я справиться не в состоянии. – Я приеду,- выдавливаю, борясь с волной тошноты, подступающей к горлу. Это паника, я знаю. Панические атаки мои давние приятели.

- Это было бы замечательно,- я слышу, как тает лед в голосе незнакомого мне мужчины. Странный, так переживать за каждого пациента, не хватит нервов. А может быть именно таким и должен быть врач?

- Я могу забрать маму? Ей можно летать самолетом?

- Думаю, что через неделю вы сможете перевезти ее к себе. Эмме Владимировне нужна ваша любовь. Для нее это самое дорогое лекарство, поверьте.

Я киваю, проглотив колючий ком, растопыривший в моем горле свои иголки. Мама, женщина подарившая мне мир. Она так нужна мне. Я вдруг понимаю, что хочу познакомить ее с моей Китти, хочу снова почувствовать ее ладонь на моей голове. Она так нужна мне, а я ей.

- Я выезжаю,- хриплю в трубку и отключаюсь.

Через десять минут я уже еду в аэропорт. Воспоминания снова захватывают меня в свой плен. Но только я больше не боюсь. Ничего и никого. Я понял одну нехитрую истину – моя жизнь меняется, и я ничего не могу поделать с этим. Не могу и не хочу. А еще понимаю, я должен позвонить моей Китти. Я не хочу, чтобы она страдала.

Мне хорошо. Да, я мог бы быть самым счастлвым на свете, если бы не одно но – ЕЕ нет рядом. Я больше не чувствую ее запах, не ощущаю ее холода. Я скучаю по ней – моей мучительнице, я не могу принять того, что ее больше нет рядом.

- Лешенька, солнышко, съешь котлетку,- тихий голос мамы Эммы, ее ладонь ложится мне на макушку,- и нужно уроки доделать. Я помогу, хочешь?

Отрицательно качаю головой. Я и сам могу справиться, ведь мне уже десять лет. Вчера мы с папой Володей запускали воздушного змея. Сначала клеили его, сбивали остов из тонких фанерных реек, и я очень боялся упустить его. Этого волшебного живого змея, которому папа Володя нарисовал драконью, улыбающуюся морду. Мама Эмма водит меня в школу, за руку, как маленького. Словно боится разжать ладонь, которой держит меня за руку. Они любят меня, и шепчутся в кухне каждый вечер. Все ждут, когда я оттаю. А я не могу. Мне кажется, что если я им скажу, как люблю их, то буду предателем. Если я назову маму Эмму мамой, то оскорблю память той, что ушла и бросила меня. Ведь мама может быть только одна. Мама Эмма ставит передо мной кружку с горячим сладким какао и уходит в кухню. Она снова там будет плакать, я знаю. И мне тоже хзочется, но нельзя. Я же уже взрослый. Сладость во рту становиься горькой. Меня мучает вопрос «Почему же я не могу быть хоть немного счастливым?» Ведь это совсем не честно. Почему мои одноклассники родились сразу такимим – свободными и любимыми. А я никак не могу стать таким же, как они?

Мама Эмма вытирает щеки, не хочет чтобы я ее слезы видел. Она улыбается мне, но в глазах мука.