одна из присутствующих девушек не была предметом мечтаний Гастона. Он вспоминал брошенную через плечо мимолётную улыбку Агаты, сверкающую на солнце золотистую прядь, тревожный, вызывающий взгляд – милая чародейка будоражила его душу. Но только дамы в кринолинах и перьях считались подходящей партией для юного маркиза, хотя ни одна из них не стоила ни времени, ни внимания.

К счастью, Гастону были известны все укромные уголки в доме. Он годами старался быть невидимкой и знал точное время, когда можно улизнуть. Юноша достал карманные часы и откинул крышку. Ещё меньше часа, и ему удастся скрыться без выговоров от матери.

– Послушай, Жорж, а твой брат очень изменился, – донеслось вдруг до его ушей.

Гастон уставился на Анселя Оклера сквозь ветви пальмы в горшке, сомневаясь, что правильно расслышал слова молодого человека. Это что, болван похвалил его? Гастон схватил кружку с пуншем и осмелился подойти ближе. Юноша позаботился о своём внешнем виде и явился на бал в жилете с турецкими огурцами, шёлковых бриджах и сливовом камзоле, который оттенял его роскошные тёмные волосы и новый восхитительный цвет лица. Он даже приказал камердинеру отполировать до блеска туфли с пряжками и, сам себе удивляясь, велел ему вшить хлопковые подкладки в рукава камзола. Эта деталь добавила широты плечам и подчеркнула его тонкую талию. Гастон недоумевал, почему раньше не догадался подбивать одежду подушечками.

– Гас? Да ты что, смеёшься? – фыркнул Жорж. – Будь мой брат конём, мы бы давно избавили его от мучений.

Друзья Жоржа взорвались от смеха.

Глаза Гастона налились кровью, и он сердито шагнул к брату.

– Развлекаешь своих подхалимов, Жорж?

Замечание Гастона было встречено неловким молчанием. Небольшая группа, окружившая брата, состояла из его обычных дружков: справа топтался Оклер, слева неуклюже переступали с ноги на ногу близнецы Плантье, чьи громоздкие фигуры больше подходили для работы на ферме, чем для танцев на балу. Единственным новичком был коренастый юноша с чубчиком тёмных волос и удивительными бакенбардами, почти полностью скрывавшими округлые скулы.

Гастон отхлебнул тёплого пунша и язвительно заметил:

– И как это только никто из вас ещё не устал от вечного фиглярства моего брата?

Коренастый издал лающий смешок, но тут же прикрыл рот оборчатым платком и на всякий случай закашлялся.

– Лефу! – укорил его Дани Плантье.

– Извините, – отозвался Лефу, всё ещё смеясь. – Но «фиглярство» – очень точное слово!

Гастон тут же проникся симпатией к молодому человеку и протянул ему руку:

– Гастон. Рад познакомиться.

– Весьма. – Лефу пожал ему руку. – Я навещаю моих кузенов. – Он с очевидным презрением указал глазами на братьев Плантье.

– Сочувствую вам, – ответил Гастон и бросил Жоржу нахальную ухмылку, которую, как он знал, тот ненавидел.

– Чем мы обязаны твоему присутствию, Гас? Разве ты не должен прятаться за маменькины юбки?

Очередную колкость Жоржа снова встретил хамский хохот, но Гастон ровным голосом ответил:

– Хотел проведать тебя, дорогой братец, после того как ты отплясал сотню танцев с уродинами. Или ты ещё не закончил? – Гастон посмотрел за плечо Жоржу. – Кажется, мадемуазель Месни осталась без кавалера.

Молли Месни обожала Жоржа с детства и пугала его как никто другой. Из водянистых глаз и красного, как вишня, носа девицы беспрерывно текло. Гастон улыбнулся приближающейся Молли. Она чихнула, похожие на гусеницы брови взлетели, и перья куропатки в её волосах задрожали.

Гастон выглянул из-за спины Жоржа и помахал Молли, приглашая её подойти поближе.

– Я уже сто раз выполнил условия нашего пари, – проворчал брат, хватая Гастона за плечо. И вдруг взгляд у него переменился.

Гастон постарался вывернуться, но не успел. Подлая улыбка разлилась по лицу Жоржа. Он уцепился за борт камзола Гастона и сдёрнул рукав с плеча брата.

– Ну-ка, ребята, посмотрим, что тут у нас!

– Это что, бутафория? – встрял Ансель с отвратительной усмешкой. – Не может быть!

Гастон пытался вырваться, но не решился устраивать сцену и привлекать внимание остальных. Когда Жорж сунул левую руку ему в рукав, остановить его уже было невозможно.

– Подкладываешь подушки под плечи, как женщина, Гастон? – Жорж поцокал языком. – Я был о тебе лучшего мнения.

Давид Плантье, чьи рыжие кудри блестели в свете свечей, как парик злобного клоуна, протянул руку и вырвал горсть набивки из рукава камзола.

Хлопковая корпия рассыпалась по паркету, как снег, и Жорж захихикал. С пылающим лицом Гастон увернулся от остальных и дёрнул камзол на себя. Но было уже поздно. Лишённый подкладки рукав болтался на его тощей руке, как банановая шкурка.

Вокруг него раздался вой из глумливых воплей, и у Гастона сжалось в груди.

– А я слышал, что в Париже все мужчины подкладывают набивку в рукава, – заявил Лефу певучим голосом, который умудрился перекричать насмешки.

– Не будь дураком, Лефу, – сказал Дани Плантье, подталкивая своего кузена в направлении стола с закусками. – Иди-ка принеси мне кусок чёрного пирога.

– Ты имеешь в виду черничный пирог, кретин несчастный? – огрызнулся Лефу вполголоса и побрёл к столу.

Гастон понимал, что ему надо взять пример с крепыша и удалиться, но затаённая ярость, накопившаяся за годы изощрённых унижений, подтолкнула его в толпу и поставила лицом к лицу с Жоржем.

– Возможно, тебе следует быть подобрее со мной, братец. Что бы ты ни сказал и ни сделал, это не изменит того факта, что я старший. Я наследник, а ты запасной игрок. – Он ткнул пальцем в грудь Жоржа. – И ты не можешь примириться с тем, что однажды окажешься в зависимости от моей милости. – Стиснув зубы, Гастон проговорил последние слова с особым выражением: – Я бы на твоём месте не рассчитывал на содержание.

Рой фигляров наконец-то смолк, Молли Месни подошла к Жоржу, и Гастон развернулся на каблуках. Он удалился с достоинством, насколько это было вообще возможно для человека в комичном кривобоком камзоле.

* * *

– Агги! Открой, я знаю, что ты там! – Гастон барабанил в дверь покоев Гвен.

Дверь распахнулась, и Гастон ввалился в комнату мимо сонной Агаты.

– Гастон, тебе нельзя сюда.

– Почему? Это ведь комнаты моей сестры, правда? – Он осмотрел розово-жёлтую гостиную; тускло горела единственная свеча, на полу между креслом и скамейкой для ног валялся афганский плед. Агата, очевидно, спала. Хорошо. Чтобы выполнить следующую просьбу, она должна быть отдохнувшей. Гастон протопал в спальню. Убедившись, что там