kekkang pudap — переводить, на кетском puttau и т.д. К кетскому наречию примыкает в Енисейской губернии натско-пумпо Кольское, которое Клапрот, руководствуясь неправильным списком слов, принимает за енисейско-остяцкое точно так же, как в Томской губернии смешивает самоедские наречия с обьско-остяцкими.

Что касается до религии, то самоеды в Томской губернии давно уже крещены, но во многих местах все-таки придерживаются еще язычества и в этом отношении мало отличаются от своих северных соплеменников[95]. И те, и другие признают единого бога, который называется Нум, Ном,[96] Нонг, северные самоеды так, однако ж, боятся его, что с видимым трепетом произносят настоящее его имя и охот нее употребляют эпитет Йилеумбеарте, то есть страж скота (оленей). Томские самоеды придают Нуму эпитет Илъдша, Ильдиа (Ildja)[97] — старец, дед, соответствующий Укко[98] финской мифологии, хотя Укко и был первоначально толь ко эпитетом Юмалы[99]. Нум, по их мнению, царит над всеь творением, но настоящее жилище его — высь неба, которое поэтому и называется Nu-siindje (от Num — бог, в родитель ном падеже Nu, и siindje — внутреннее). Во всем, что происходит в воздухе и в нем зарождается, как, например, в снеге, дожде, ветре, грозе (Ildschan-Nom), граде (Nyrn-Nom) самоед видит непосредственное присутствие Нума. Впрочем, он представляет себе Нума существом для человека недоступным, не умилостивляемым ни жертвами, ни молитва ми, и часто применяет к нему русскую пословицу «До Бога высоко, до царя далеко». Совершенно подчинены Нуму и зависимы от него так называемые у томских самоедов лохе ты (Lohet)[100], или лосеты (Loset), единст. Loh или Los, обдорс. хахе, или съядеи (Hahe, Sjadaei), ост. Lonk. Это также незримые духовные существа и потому недоступные для обыкновенного человека. Только шаманы обладают сверхъестественной способностью видеть лохетов, говорить с ними и выпрашивать у них самих или по их ходатайству у самого Нума совет и помощь для себя и для других. Шаманы в Томской губернии обладают, сверх того, необыкновенным искусством овеществлять лохетов так, что они делаются полезными, охранительными божествами для всякого. Точно так же и северные самоеды сильно преданы фетишизму, но у них божественная сила фетиша не зависит, кажется, безусловно от шамана, потому что они поклоняются не только идолам, сделанным руками человека, но и необыкновенным камням, и деревьям, и другим редким естественным предметам. Томские же самоеды полагают, напротив, что фетиш необходимо должен быть сделан и освящен шаманом; более смышленые видят в них только изображения божества и сравнивают их с христианскими иконами. Вот в переводе что говорил мне о таких божествах один кетский самоед: «Узнал шаман, что у меня нет бога-хранителя, и приходит ко мне и говорит: «Послушай, друг, у тебя нет лоса, уж не хочешь ли ты сделаться русским?». — Тогда я даю шаману беличий, горностаевый или какой-нибудь другой мех, какой у меня случится. Шаман уходит с ним, а когда возвращается, то уж он дал этому меху человеческий образ и одел в такое платье, какое мы носим. Платье шил, однако ж, не он, оно шьется всегда непорочной девушкой. Когда лос совсем обшит и одет, я кладу его в корзину, которая также должна быть сплетена девушкой, и отношу корзину в чулан, в котором, однако, ничего не должно сохраняться, кроме бога и жертв ему. Кроме того, по нашей вере ни один женатый человек никогда не должен ходить около этого чулана, ни одна замужняя женщина не должна переступать его порога. Нужна мне помощь лоса в каком-нибудь деле, например, при зверином промысле, при рыбной ловле, в болезни и т.п. — я приношу ему жертву. Но так как я женат, я не могу приносить жертву сам, а должен просить об этом кого-нибудь из холостых. Жертва состоит обыкновенно из белок, горностаев, красивых лент и платков, из ситцевых и суконных лоскутьев, из бус и бисеру — все это кладется в корзинку. Деньги приносим мы в жертву одному русскому Богу, а для нашего временами завариваем еще сверх того на охоте и на рыбной ловле котелок рыбы или мяса. Эту жертву может приносить всякий, даже замужняя женщина. Это делается так: перед лосом ставят блюдо или несколько блюд сваренного кушанья и, кроме того, кладут еще соль и хлеб, нож и ложку. Когда кушанье постоит несколько времени перед изображением бога, это все принимают и съедают сами жертвовавшие. Только кости не бросают собакам, а собирают и прячут в каком-нибудь уединенном местечке».

У северных самоедов всякое семейство имеет бесчисленное множество фетишей[101], хранимых в особенных санях, которые следуют за ними во всех их кочевьях. В Томской же губернии, как говорят, каждый из самоедов, придерживающихся еще язычества, имеет своего особенного бога-хранителя[102] и поклоняется только ему одному; умрет его поклонник, и кумир почитается умершим и бросается в реку. В старину и томские самоеды имели, подобно многим другим остяцким и самоедским инородцам, кумиров, принадлежавших целому племени или роду. Даже несколько лет тому назад существовал еще такой лос в Карбинских юртах при реке Кети. Кумир этот был сделан из латуни и имел вид и величину сидящего человека. Он, как рассказывали мне, остался от древней чуди и, как по древности, так и по красоте, пользовался необыкновенным уважением; его хранили также в амбаре, который, по свидетельству того же рассказчика, был полон соболей, лисиц и других дорогих жертв на несметные суммы. И все это вместе с амбаром было сожжено несколько лет тому назад тунгусами в отмщение жителям за какую-то обиду. Кумир же утратил от огня первоначальный вид свой и так обезобразился, что в настоящее время его считают уже умершим. Умиротворять и располагать к себе лохетов жертвами и молитвами может каждый, но добиться от них совета, сведения или прорицания можно только чрез посредство шамана, потому что закутанные в мехалохеты — немые духи, а в темный мир духов, как мы уже сказали, имеет доступ только один шаман. Только он один может заклинать невидимых духов, и вот как он это делает. Он садится посреди комнаты на скамейку или сундук, в котором не должно быть ни ножа, ни пуль, ни иголки и никаких других опасных вещей, в особенности из стали и железа. Вокруг усаживается обыкновенно множество зрителей, только против него никто не должен садиться. Шаман сидит, обратясь лицом к двери, и притворяется, будто ничего не видит и не слышит. В правой руке он держит палочку, одна сторона которой гладкая, а другая покрыта